Итак, Московская патриархия опекала помимо своих особых патриарших владений двенадцать епархий — четыре митрополии (Новгородскую, Казанскую, Ростовскую, Крутицкую), семь архиепископств (Астраханское, Тобольское, Псковское, Рязанское, Тверское, Суздальское, Вологодское) и одно епископство (Коломенское). Прибавим сюда архимандрита Троице-Сергиевой лавры и духовника царя. Это и будет высший синклит Русской православной церкви. А теперь посмотрим на партийный расклад внутри архиерейского сообщества. На 25 июля (4 августа) 1652 г. «ревнителями благочестия» являлись из четырнадцати четверо или пятеро. Естественно, Стефан Ванифатьев, а также митрополит Казанский Корнилий, архиепископы Суздальский и Торусский Серапион (хиротонисован в октябре 1634), Тобольский и Сибирский Симеон. Архиепископ Вологодский и Великопермский Маркел (хиротонисован в январе 1645 г.) благодаря сближению с Нероновым после 1649 г. сочувствовал движению.
Митрополии Новгородская и Ростовская пустовали. Митрополит Сарский и Подонский (Крутицкий) Серапион (хиротонисован в январе 1637 г.), архиепископы Псковский и Изборский Макарий (хиротонисован в ноябре 1649 г. из архимандритов Псково-Печерского монастыря, до 1643 г. архимандрит Псковского Снетогорского монастыря), Тверской и Кашинский Иона (хиротонисован в декабре 1642 г.), Астраханский и Терский Пахомий (хиротонисован в июне 1641 г.), епископ Коломенский Рафаил (хиротонисован в декабре 1618 г.), архимандрит Троице-Сергиевский Адриан (рукоположен в августе 1640 г., питомец, как и Серапион Суздальский, Толгского Пресвятой Богородицы монастыря, где игуменствовал с 1635 г. по 1640 г.) исповедовали традиционные взгляды. Архиепископ Рязанский и Муромский Мисаил (хиротонисован в апреле 1651 г.), ризничий митрополита Никона, считался креатурой нового патриарха. Если вывести за скобки Симеона Тобольского и Пахомия Астраханского, из-за дальности епархий от Москвы крайне редко наезжавших в столицу, то видим, что при форс-мажорных обстоятельствах «боголюбцы» способны делегировать к царю с челобитьем в лучшем случае пять влиятельных духовных лиц (включая И. Неронова), а Никон во главе с собой — семь.
В августе — октябре Рафаил Коломенский отпросился на покой, уступив место закадычному приятелю Неронова. Тогда же помощник Корнилия Казанского Макарий, монах Спасского Казанского монастыря, занял богатейшую Новгородскую кафедру. Лишь Ростовскую митрополию взял под контроль не «ревнитель» — архимандрит Ростовского Богоявленского монастыря Иона, возведенный в сан 22 августа (1 сентября) 1652 г. И теперь партия Никона состояла из шести знатных челобитчиков, а Ванифатьева с Нероновым — из семи. И по числу, и по красноречию, и по энергичности, и но сплоченности преимущество отныне принадлежало противникам войны{48}
. Устоит под их нажимом Алексей Михайлович или нет, если потребуется. Вот о чем пока не задумывался патриарх московский, а следовало.Между тем 23 октября (2 ноября) царский двор отлучился из столицы в село Коломенское отметить день святого великомученика Дмитрия Селунского. За городом отдыхали четыре дня. Интересно, сопровождал ли государя Никон. Ведь вечером того же 23 октября (2 ноября) в Москву приехал митрополит Навпакты и Арты Гавриил Власий с полномочиями от патриархов Константинопольского, Иерусалимского, Александрийского, господаря молдавского и гетмана украинского. Новости от Хмельницкого, легко догадаться, волновали Никона в первую очередь. Путивлянин Иван Видуев предупредил московский двор о близости греческого гостя 22 октября (1 ноября), и Алексей Михайлович перед отъездом успел указать «митрополита принять и двор дать и о корму выписать».
Государь возвратился в Кремль в первом часу дня 27 октября (6 ноября) 1652 г., то есть около девяти или десяти часов утра. Однако грамоты двух патриархов — Цареградского и Иерусалимского, господаря и гетмана Власий предъявил Волошенинову 25 октября (4 ноября). Тогда же думный дьяк с помощником Алмазом Ивановым, очевидно, и выслушали «экзарха». Слушал, вообще-то, Иванов. Михаил Дмитриевич Волошенинов, переживший в конце лета апоплексический удар (вероятно, инсульт), «лишился части своего ума» и с тех пор руководил Посольским приказом номинально. Так что Алмаз Иванов первым понял, что война с «Литвою» все-таки состоится…
Митрополит в деталях изложил беседу с Богданом Михайловичем, лист которого от 24 сентября (4 октября) лаконично сообщал: все важное архипастырь сообщит «изустно». И вот о чем Гавриил поведал: «Я з гетманом казачьим говорил… для чево он имеет с собою татар… И он сказал мне, [что] я де то делаю поневоле, чтоб мне победита недругов своих, потому что великий государь, царь московский и прочий — единоверные християне, а мне не помогают.
И я спрашивал ево, что, просил ли он помочи.