Тайны Римского двора

Когда папа выезжает частным образом, он берёт с собою только часть своей свиты, и поезд его скромным образом состоит: из авангарда кавалерии, конюхов, герольдов, камергеров, крестоносцев, капелланов, капитана швейцарского отряда и двух гвардейских отрядов, окружающих коляску, носилки или карету, в которых папа обыкновенно выезжает. В свите находятся пажи, гайдуки и скороходы; при нём состоят кардиналы, министры, посланники и многочисленное дворянство.

Описывая папскую кавалькаду, Ноемия хотела только дать понятие об одном из самых блестящих, самых пышных проявлений римской роскоши. Что касается резкого противоречия между этим тщеславием и чванством и святым смирением первоначального христианства, оно и без того бросается в глаза повсюду. Это святотатственное противоречие составляет главную характерную черту римской жизни, но в кавалькадах её высокомерие доходит до дерзости.

Есть ещё лишь один случай, где адская гордость папства проявляется ещё с большим бесстыдством, нежели в кавалькадах, — это в процессиях, где одни выказывают столько высокомерия, другие же, напротив, унижаются, где ясно видны плутни римского духовенства и глупость римского народа.

В кавалькадах хотят подражать триумфальным шествиям Древнего Рима, но за папской колесницей не пойдут ни пленные короли, ни побеждённые народы.

ГЛАВА XXV РИМСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Что произошло между Ноемией и кардиналом Фердинандом? Впоследствии, быть может, мы узнаем это, но теперь это оставалось для всех тайной.

Разговор их продолжался около часу. Если б на лице молодой еврейки не была накинута вуаль, может быть, мы прочли бы на нём выражение спокойной покорности судьбе, всегда следующее за большой жертвой, но мы заметили бы также признаки внутреннего довольства, как бы после события, на всю жизнь обеспечивающего ей душевный покой.

Кардинал Фердинанд не мог скрыть испытываемой им радости; провожая молодую девушку, он в присутствии своих офицеров чрезвычайно любезно простился с нею и отправил своего секретаря просить тайной аудиенции у папы. Он получил её в тот же день. Все, кто видел его возвращающимся из Квиринала, заметили радостное выражение его лица и сочли это добрым признаком для карьеры молодого кардинала, до сих пор отличавшегося скромностью среди честолюбивых интриг Рима.

Ноемия вернулась в монастырь опять в сопровождении и под присмотром тех же двух монахинь; их суровые, угрюмые лица заставляли её опасаться новых притеснений по возвращении в монастырь; высокомерный, ледяной приём аббатисы не мог способствовать к её успокоению. Через несколько минут после её возвращения в келью настоятельница пришла к ней и сообщила, что посол кардинала Фердинанда привёз инструкции относительно её пребывания в монастыре. Она должна была пользоваться полной свободой, не нарушая, однако, правил и порядков монастыря; ей запрещался вход только в молельню и в места, где отправлялось богослужение. Во всяком случае, он приказывал обращаться с нею как можно снисходительнее и назначал для её местопребывания небольшое уединённое помещение. Заботы кардинала о прекрасной еврейке возбудили много сплетен, но при виде невозмутимой невинности Ноемии умолкали все злые толки. Настоятельница не скрывала досады, возбуждённой в ней приказаниями кардинала, и в душе намеревалась исполнять не их, а приказания синьоры Нальди и монсеньора Памфилио. Вынужденная кротко обращаться с ненавистной ей еврейкой, она занялась приготовлениями к постоянной мелочной мести.

Убежище, устроенное кардиналом для Ноемии, было прелестно. Оно состояло из маленькой комнатки, шириной в четыре метра и длиной от пяти до шести. Весь пол был устлан тонким соломенным ковром прекрасного рисунка; дверь была узкая стрельчатая с двумя стеклянными отверстиями в готическом стиле, украшенными шёлковыми вишнёвого цвета занавесями с чёрной и голубой бахромой. Меблировка комнаты состояла из низенькой кровати античной формы, дивана, обитого бархатом вишнёвого цвета, и вышитых табуретов; в глубине, на мраморном возвышении, формой напоминавшем алтарь, стояла маленькая позолоченная консоль. На ней были поставлены этрусские вазы, наполненные редкими цветами, и серебряные подсвечники с розовыми свечами; посреди комнаты стоял стол, покрытый турецкой скатертью, на котором поставили два сервиза, фарфоровый и серебряный вызолоченный, и два прелестных хрустальных графина, предназначенных для прохладительных напитков. Этой комнате предшествовала передняя с выштукатуренной жёлтым гипсом перегородкой, украшенная белыми барельефами и вымощенная мозаикой. Быстрота, с которой всё это было устроено, увеличивала ценность внимания; всё здесь напоминало утончённое изящество виллы. Ноемия улыбнулась при виде этой внимательной заботы; она поняла, что одно слово, сказанное ею вчера в разговоре, пробудило в кардинале, отбросившем всякое смирение, желания, целью которых было папское могущество, а фундаментом, на котором он хотел основать свои стремления, была она, Ноемия.