Тайны Римского двора

Это одна из отвратительнейших ран, одно из самых отталкивающих явлений римской Церкви.

В своей нетерпимости, столь противной христианскому учению, католическая церковь сказала:

— Вне меня — нет спасения!

В своей жадной страсти к земным благам римская церковь воскликнула:

— Вне меня — нет благосостояния!

Увлечённое двойной приманкой богатства и власти, всё римское население стремится к священству, находя в нём отголосок своей жадности и честолюбия. Каждый полагает, что церковь, давая ему средства для удовлетворения своих вкусов, наклонностей и нравственной распущенности, сумеет отпустить ему грехи, причиной которых будет она сама.

Из этого пагубного стремления, отнимающего столько сил, которые можно было бы с пользой употребить для общества, происходит двойной вред.

Страна теряет важные, необходимые услуги. Духовенство же, напротив, переполняется целой толпой искателей, интриги и соперничество которых заграждают все пути; эта нечестивая волна, пена которой достигает подножий алтаря, оскверняет святыню; этот излишек предложения против спроса порождает нравственную низость, гнусность и невежество, с которыми, как ни печально, так часто сталкиваешься в среде римского духовенства.

В этом хаосе тьмы и беспорядков под священной маской так ловко таятся обман и интрига, что невозможно бывает отличить зёрен от плевел.

Вокруг этого многочисленного духовенства толпятся мириады паразитов; уже одна церковная прислуга составляет целое народонаселение, которое в подонках общества влачит разврат, без зазрения совести выставляемый напоказ во дворцах. Простонародье подражает знати, прислуга копирует господ, ризничьи передразнивают певчих; вокруг церквей, базилик и священных оград церковные гайдуки покрывают пение гимнов и чтение молитв шумом своих беспутных оргий. Фискальство, существующее в высшем правлении, порождает в подчинённых непрестанную жадность к деньгам, на которые они смотрят как на мерило всему на свете.

Явное противоречие между словом и делом, отвратительные контрасты и наглый обман, которыми кардиналы и вообще все, кто должен бы быть светилами Церкви, топчут в грязь перед лицом света учение, правила и собственный пример Христа, отзываются в низших слоях непочтением, с которым эта лицемерная челядь относится к предметам поклонения верующих. Трудно представить себе, до чего доведено это отсутствие всякого приличия в ризницах Церкви и, к сожалению, надо сознаться, что эти постыдные беспорядки свойственны не только римской церкви, они встречаются всюду, где есть католическое духовенство, быстро привыкающее к фамильярному обращению со священными предметами. Невозможно определить весь вред, приносимый религии этой непростительной небрежностью.

После иерархического деления следует, разумеется, деление по возрасту различных членов духовных общин.

В Риме престарелые священники, которые не могли или не хотели добиваться почётных и прибыльных должностей Церкви, прозябают всеми позабытые, в положении, не заслуживающем ни малейшего уважения; учёные труды, прежняя слава, известные заслуги, воспоминания о самых отменных качествах не спасают от этой судьбы. Успех — вот единственное средство в Риме для получения всеобщего почтения. Старость пользуется заслуженным уважением в таком только случае, если с нею соединяется какая-нибудь высшая должность, так часто трудноисполнимая вследствие бессилия этой самой старости.

В Риме чаще встречаются старцы, одряхлевшие скорее вследствие пороков, невоздержания и жадности, нежели вследствие изъянов возраста. Капитулы, церкви, богадельни, все религиозные учреждения переполнены этими старыми демонами, которые встречаются между прелатами, епископами, кардиналами и даже на папском троне.

Все священники зрелого возраста активно заняты религиозными и политическими интригами. Молодёжь не допускается до высших должностей церкви, она может получить их только благодаря непотизму или по праву рождения, потому-то она без удержу предаётся всевозможным удовольствиям. В более зрелом возрасте начинается подготовка к приобретению роскоши и власти, которыми хотят пользоваться в старости, когда, предвидя близкую кончину, никто не вздумает оспаривать у них эти блага. Весьма понятно, что подобное честолюбивое рвение плохо согласуется с чисто религиозными интересами.

Молодёжь в духовенстве тоже делится на знатных и незнатных; клерки благородного происхождения с раннего возраста носят титул монсеньоров; конечно, они присваивают его себе произвольно, но это терпят, когда на их стороне находятся богатство, знатность или общественное отличие. Клерки не знатного происхождения, но богатые, носят титул аббатов; впрочем, под этим именем обозначается вся молодёжь в духовенстве. Прежние моряки, хлыщи, кокодесы, всё, что французская суетность изобрела по части фатовства, дерзости и чудачества, не может соперничать с фатовством римских аббатов.