Тайны российской аристократии

Последней службой Георгия Лермонта стало его участие в Смоленском походе 1632–1633 гг. Армия М. Б. Шеина, посланная под Смоленск, насчитывала 21 тысячу человек, из которых 10 591 человек пехотинцев – иноземцев на русской службе и русских солдат, состоявших под командой иноземных офицеров. Среди них был ротмистр Юрий Лермонт, который и сложил свою храбрую голову в боях с поляками.

После него остались – «горькая вдова» Екатерина и два сына от этого брака, Петр и Андрей Лермонтовы, которые унаследовали отцовское поместье. Андрей умер в 1652 г., оставив вдову Елену и дочь Анну. Петр получил и его поместье, в 1653 г. принял православие и впоследствии был воеводой в Саранске (1656– 1657). Умер он в 1679 г.

Сыновья Петра Юрьевича – Евтихий (Юрий) и Петр – служили при дворе стряпчими (1679) и стольниками (1682– 1692). Для укрепления своих позиций в среде московского дворянства они подали в 1688 г. в Разрядный приказ свою родословную, которая представляет собой любопытный документ.

Своим предком Лермонтовы показали шотландского вельможу Лермонта, который принимал деятельное участие в борьбе Малькольма, сына короля Дункана, с Макбетом (XII в.).

Якобы из рода Лермонтов происходил и знаменитый шотландский бард Томас из Ерсельдуна (XIII в.), воспетый в поэме Вальтера Скотта «Томас Рифмотворец». По народным преданиям, Томас в детстве был похищен в царство фей, где получил поэтический дар. Через семь лет Томасу было разрешено вернуться, но с условием, чтобы он немедленно оставил землю, когда за ним придут.

М. Ю. Лермонтов не знал о столь романтичном родстве, однако считал Шотландию своей родиной и называл себя «последним потомком отважных бойцов». В начале 1830-х гг. он склонялся к другой, не менее романтической, но абсолютной недостоверной версии своего происхождения. Поэт ассоциировал свою фамилию с фамилией испанского герцога, министра двора и кардинала Франсиско Лермы (1552–1623). Среди акварелей М. Ю. Лермонтова есть и портрет «предка Лермы» (1832–1833). Испанские мотивы, наряду с шотландскими, присутствуют и в творчестве поэта.

Братьев Евтихия и Петра Лермонтовых волновали и другие проблемы, нежели доказательство своего древнего происхождения. В 1676 г. Евтихий Лермонтов («Ефтюшка») в числе других дворян из разных уездов подписал челобитную царю Федору Алексеевичу о сыске и выдаче помещикам беглых крестьян с их семьями без «урочных лет», т. е. без сроков давности. Дворяне указывали на то, что крестьяне бегут из вотчин и поместий, разоряя своих бывших владельцев, захватывая их лошадей и имущество. Беглецы укрываются на окраинах страны, а местные воеводы тех беглых не ловят, а записывают в книги как государственных крестьян. От этого, жаловались дворяне, они находятся в разорении и служить не могут – «оскудали, обезлошадели и обесхлебели».

Обе стороны этого конфликта можно понять. Помещичьи крестьяне центральных уездов, малоплодородных и разоренных длительным землепользованием, часто влачили жалкое существование. Особенно тяжко приходилось крестьянам мелких помещиков. Если богатый боярин мог дать крестьянину ссуду, помочь с инвентарем и запасами, освободить на год-другой от оброка и барщины, то мелкий владелец, вроде Евтихия Лермонтова, жил за счет своего поместья. Крестьянский труд не только кормил его, но и позволял снаряжаться на службу – содержать отряд «боевых холопов», лошадей, покупать оружие. Благосостояние помещика напрямую зависело от крестьянского хлеба, поэтому он стремился выжать из крестьян как можно больше. Само его существование обеспечивалось крестьянским трудом. Государство, опиравшееся на дворянское поместное войско, не могло допустить массового разорения землевладельцев. Это грозило военной катастрофой.

Крестьянам же, закрепленным за своими помещиками навечно (после отмены Юрьева дня в конце XVI в.), оставался только один выход из тяжких условий – бегство. В первой половине XVII в. это было еще возможно благодаря «урочным летам». Они действовали так: если за пять лет помещику не удавалось найти своего крестьянина, то он оставался у нового землевладельца или на государственных землях. Таким образом, «урочные лета» спасали крестьян от жестокости и жадности помещиков. Дворянство протестовало против «урочных лет», требуя их отмены. В 1641 г. «урочные лета» были доведены до 10 лет, а по Соборному уложению 1649 г. и вовсе отменены, но все же частично сохраняли свое существование.