Тайны российской аристократии

Занимая высшие ступени в государственной иерархии, боярство стремилось извлечь из своего положения максимальную пользу. Не случайно в XVII в. бояр называли «сильными людьми» и безуспешно жаловались государю, что на «сильных людей» нет управы. Имея в руках рычаги управления страной (возглавляя приказы, управляя городами и осуществляя суд), бояре имели возможность бесконтрольного обогащения. Лишь самые богатые или, напротив, религиозные и совестливые могли позволить себе не брать «посулов», взяток, подношений и т. д. Например, владелец огромных вотчин (9083 крестьянских двора) князь Михаил Яковлевич Черкасский славился своей неподкупностью и в 1697 г. был отправлен воеводой в Тобольск. Царь был уверен, что боярин не разорит сибиряков поборами. Современник Черкасского, боярин князь Никита Семенович Урусов, обладавший гораздо меньшим состоянием, напротив, активно использовал воеводство на Двине. Поборы воеводы в фантастическую по тем временам сумму в 1500 рублей с уезда и 550 рублей с города в год были не по силам даже богатым двинянам. Характерно, что в ответ на злоупотребления воеводы (а Урусов не только грабил двинян, но и приказывал недовольных избивать батогами) царь лишь запретил ему брать чрезмерные поборы, но никакого наказания не возложил. Для русского Средневековья практика, когда воевода кормился поборами с местных жителей, была обыденной, и часто царь определял отличившихся бояр или служилых людей на «хлебные» воеводства в качестве награды.

Несчастное население было вынуждено сверх установленных налогов и податей кормить еще и ненасытного воеводу, на которого, если тот был боярин, «и управы сыскать было не мочно». Но когда чаша терпения переполнялась, орудием мести становился бунт. В 1547 г. ненавистного народу боярина князя Ю. В. Глинского разъяренная толпа нашла в Успенском соборе. Не смущаясь святостью этого места, боярина выволокли на Соборную площадь и убили. Глинского не спасло даже то, что он приходился родным дядей юному царю Ивану IV. Спустя сто лет другой юный царь Алексей Михайлович со слезами «отмолил» у бунтовщиков жизнь своего любимого «дядьки» (воспитателя) Б. И. Морозова. Морозова срочно отправили в ссылку, подальше от народного гнева, но его приспешников, грабивших народ, Леонтия Плещеева и Никифора Траханиотова, царь был вынужден отдать москвичам на расправу. Кровавый след в истории многих знатных родов оставили события стрелецкого восстания в мае 1682 г. Тогда взбунтовавшиеся стрельцы изрубили боярина А. С. Матвеева, князей Ю. А. и М. Ю. Долгоруковых, князя Г. Г. Ромодановского, бояр И. К. и А. К. Нарышкиных и многих других. Припомнили им не только принадлежность к клану Нарышкиных, врагов старообрядчества, но и многочисленные притеснения и поборы. Впрочем, правящее сословие такие жестокие уроки быстро забывало. Потому и XVIII в. оказался не менее «бунташным», чем его предшественник.

И все же не только лихоимством и казнокрадством прославилось боярство за свою почти тысячелетнюю историю (последний русский боярин князь И. Ю. Трубецкой скончался в 1750 г.). В качестве эпитафии русскому боярству, сыгравшему огромную роль в становлении и развитии Российского государства в XIV–XVII вв., уместно привести слова великого князя Дмитрия Донского, адресованные боярам, верным советникам и боевым товарищам: «Ведаете каков обычай мой есть и нрав, родился пред вами, и при вас возрос, и с вами царствовал, землю Русскую держал 27 лет… и мужествовал с вами на многие страны, и противным был страшен в бранех, и поганыя низложил с Божиею помощью и врагов покорил. Великое княжение свое вельми укрепил, мир и тишину земле Русской сотворил… Вы же не нарекались у меня боярами, но князьями земли моей…»

«И умер, Сицких пересев»

В истории боярства одна из самых загадочных страниц – местничество. В начале XXI в. спор о том, кто «выше» сядет, представляется абсурдым. В местничестве можно увидеть только чванство и дикость. На самом деле, это явление было очень сложным и играло важнейшую роль в сохранении определенного баланса сил в правящей элите Московского государства.

Ругать местничество стали уже во второй половине XVII в., когда оно во многом стало анахронизмом. В 1682 г. оно

было отменено, а разрядные книги по которым велся местнический «счет», торжественно сожжены. Для деятелей эпохи Просвещения местничество и хвастовство своим происхождением было дикостью: