Тайны сердца. Загадка имени

А она, в их трудные первые годы в Париже, когда она уже не так свято верила, что ее муж – идеальный мужчина, она говорила себе, что, несмотря ни на что, вряд ли кто способен совершить такой профессиональный прорыв. Тем единственным, чем она еще продолжала гордиться в нем, он был обязан ей.

Конечно, существовали нюансы. Она стала всего лишь волшебным ключиком. Но «Терраж-Париж» все равно был невероятно смелым проектом. Однако Доминику до глубины души оскорбляло то, что Клод ни единым словом не обмолвился ей о своих планах на будущее, а ведь с какой бы радостью она стала его союзницей и помощницей. Теперь она понимала, что никогда в жизни не простит ему, что он использовал ее вслепую.

«Велика ли эта ложь по сравнению с той, что ты открыла вчера? Капля в море. Но она оказалась последней каплей». Кошмар, в котором Доминика тонула со вчерашнего вечера, неожиданно обернулся вспышкой слепящего гнева.

«Ты считал меня легкоуправляемой и предсказуемой. Ты ошибался», – подумала она, захлопывая дверцу машины.

– Меня снова берут в «Терраж», – объявила она родителям.

– Звонили из коллежа Карно. Малышку приняли. Она должна вернуться к пяти, – объяснил дед.

– Вы обе удивительные девушки, каждая по-своему, – восхищенно улыбнулась бабушка.

Родители не стали расспрашивать дочь про трагический разрыв с мужем, и она была им за это несказанно благодарна. Ей очень хотелось кому-нибудь довериться, но только не им. Она могла все рассказать одному-единственному человеку на свете.

Дочь вернулась из коллежа, кипя энтузиазмом:

– Обожаю это заведение! Ничего общего с парижскими обручами для волос и белыми воротничками.

Бабушка с дедушкой не могли нарадоваться, что у них такая жизнерадостная внучка. Доминика тоже была изумлена метаморфозой, произошедшей с дочерью. Она увела ее к себе в комнату и просительно вымолвила:

– Можно я тебе кое-что расскажу?

– Да, мама, я тебя слушаю. Я давно ждала, когда же ты это сделаешь.

Доминика так и не решила, правильно ли будет обо всем рассказать дочери. Но это было сильнее ее. Она выложила Эписен подробности разговора, что произошел между Клодом и Рен, добавив то, что утром рассказал ей шеф.

Эписен впитывала каждое ее слово, широко раскрыв сверкающие глаза. Когда мать закончила свой рассказ, девочка воскликнула:

– Какой омерзительный тип!

– Сейчас семь вечера. Вчера в это время я была счастливейшей из женщин. Знаешь, что хуже всего? Я жалею, что узнала правду. Я могла бы оставаться счастливой. Моя жизнь рухнула в одночасье.

– Мама, прекрати! В эти последние три года ты была не собой, а расфуфыренной буржуазной дамой. Я просто не могла тебя узнать. Мне казалось, я тебя потеряла.

– Ты права, я от тебя очень отдалилась. Прости меня.

– Мне нечего тебе прощать. Ты попала в сети этого гнусного подонка. Но вчера ты гениально вышла из положения. Теперь ты от него свободна.

– Нет, я все еще его пленница.

– Это пройдет. Надо разводиться!

– О нет! Чтобы получить развод, придется снова иметь с ним дело. Я больше не хочу его ни видеть, ни слышать.

– Мама, если ты не подашь на развод, ты останешься ни с чем.

– Мне не нужны его деньги.

– Дело не в деньгах. Этого мерзавца надо наказать. Ты отдаешь себе отчет в том, что он совершил по отношению к тебе и ко мне? Такое нельзя оставлять безнаказанным.

– Милая, у меня недостанет сил снова иметь с ним дело.

– Ничего страшного. Действовать буду я. Я займусь этим вместо тебя.

– Это невозможно.

– А вот увидим. Я найму адвоката, тебе надо будет только бумаги подписывать.

Доминика с недоумением посмотрела на свою четырнадцатилетнюю дочь. В ответ Эписен сказала:

– Я знала, что он меня ненавидит. Ты это подтвердила. Но ему неизвестно, что я ненавижу его еще сильнее. Я опережаю его на несколько саженей.

– То, что он испытывает к тебе, родилось одновременно с тобой.

– Это невозможно измерить временны́ми категориями. Что касается твоей подруги, то я нахожу ее как минимум странной.

– Ее предательство очень глубоко меня ранило.

– «Предательство» – чересчур пафосное слово. Скажем так: по отношению к тебе она вела себя лицемерно.

– Что ей мешало открыть мне правду?

– Мне казалось, она хотела посмотреть, к чему это приведет. Ну и намудрили! Так или иначе, бери пример с Рен: дважды – двадцать лет назад и вчера – она дала ему отпор. Почему у тебя не сработал этот инстинкт?

– Потому что тогда у меня не было бы такой невероятной дочери, моя радость.

«Бедняжка, она и впрямь так думает! – мелькнуло в голове Эписен. – Интересно, до каких лет мне придется ее опекать?»

Доминика поселилась в своей бывшей девичьей комнатке, а Эписен с первого взгляда влюбилась в чердак, куда втащили кровать и письменный стол. Старики, счастливые оттого, что могут общаться с дочерью и внучкой, за ночь помолодели лет на пятнадцать.

И началась новая жизнь.

По утрам Эписен ходила в коллеж и вскоре стала там знаменитостью. Она блестяще успевала по всем предметам и пользовалась всеобщей популярностью. Если бы ее одноклассникам кто-нибудь рассказал, что в своем парижском коллеже она отказывалась перемолвиться с кем-то хоть словом, они бы не поверили.