В Якутии, в Усть-Янске, Геденштром и встретился со старшиной промышленной артели, работавшей на одного из купцов, Яковом Санниковым. Санников был человеком примечательным – кроме погони за Фортуной в образе мамонтовой кости ему была свойственна и неуемная любознательность, тяга к изучению новых земель. Еще в 1800 году он, где со спутниками, где в одиночку, открыл пять из семи Новосибирских островов, объездил их на собачьих и оленьих упряжках, сделал описания. И теперь, забыв на какое-то время о мамонтовых бивнях, охотно согласился стать помощником Геденштрома в чисто исследовательской экспедиции. Человек, одержимый лишь страстью разбогатеть, на такое не пошел бы…
Санников оказался крайне полезен экспедиции. Странствуя около трех лет по снегам и льдам, он обследовал неизвестные прежде заливы, мысы и бухты на материке, установил ширину двух проливов и даже провел на островах геодезические исследования. Правда, довольно примитивные: из инструментов у него был только врученный Геденштромом компас. (Впрочем, и сам Геденштром не был профессиональным геодезистом – самоучка, учившийся исключительно по книгам, без всякой практики под руководством опытных специалистов.)
Санникова можно считать и одним из основоположников археологии в Арктике. Правда, и здесь он действовал чисто по-любительски, но профессионалов на тысячи верст вокруг попросту не имелось… На острове Котельном он нашел остатки нарт, копье, стрелы с железными наконечниками и могилу, над которой стоял крест с надписью на церковнославянском языке (Геденштром предполагал, что и могила, и найденное Санниковым неподалеку зимовье, несомненно, срубленное русскими, относятся к XVII веку). Позже на островах Фаддеевском и Новой Сибири Санников обнаружил орудия труда, принадлежавшие юкагирам (опять-таки, как считал Геденштром, не современным, а жившим несколько столетий назад – изделия оказались костяными, а юкагиры давно уже перешли на железные, выменивавшиеся у русских купцов).
Еще позже, опять-таки на Котельном, Санников нашел довольно старую юкагирскую могилу со множеством вещей и даже остатки суденышка явно не русской работы. В центральной части острова обнаружил многочисленные кости и черепа быков, лошадей, буйволов и овец. Это, по мнению Геденштрома (и не его одного), наглядно свидетельствовало, что в древние времена климат на Новосибирских островах был гораздо мягче – все эти животные в арктических районах не живут.
Тут-то в ледяном море и возникла неведомая земля. Помаячила даже трижды…
С берегов Новой Земли Геденштром, а затем Санников увидели вдали… землю. Точнее, некую синеву – но Санников, старый путешественник, уверял, что это не синева неба – именно такую он видел десять лет назад над островами Столбовой и Фаддеевский. Он полагал, что и это – остров. Геденштром с ним согласился. И вспомнил: еще в XVIII веке о какой-то земле сообщал сержант Андреев, не сумевший тогда к ней приблизиться.
Сам Санников отправиться на северо-восток, к таинственной земле, не мог: собаки в его упряжке были очень изнуренными, корма для них почти не было, и пускаться во льды было бы слишком рискованно. На северо-восток двинулся Геденштром, у которого упряжка была гораздо лучше.
Увы… Оказавшись довольно близко от загадочной «синевы», Геденштром обнаружил, что это не остров, а скопление ледяных громад высотой более тридцати метров. Сплошным берегом они казались только издали, а вблизи выяснилось, разделены расстояниями в несколько верст…
Первая Земля Санникова оказалась «пустышкой», скопищем льда. Однако несколько позже Санников с острова Котельный увидел на северо-западе, примерно в 70 верстах, вторую – и на сей раз был уверен, что это не нагромождение исполинских ледяных глыб, а «высокие каменные горы». На сей раз он пустился к ней на собачьей упряжке, но вскоре наткнулся на широкую полосу чистой воды и вынужден был вернуться. Точно так же вернулся потом пытавшийся пройти его маршрутом казачий сотник Татаринов, встретив огромную полынью…
Неведомая земля помаячила и в третий раз. Санников увидел ее с берегов той же Новой Сибири, на севере – и вновь был уверен, что видел не глыбы льда, а самые настоящие скалистые берега. Пустился в ту сторону на собаках – но, как и в первый раз, дорогу преградила огромная полынья, протянувшаяся в обе стороны до горизонта.
Экспедиция Геденштрома закончилась, и Санников вернулся к своему прежнему занятию. Однако, в отличие от многих исследователей «из простых», остался в памяти серьезных людей. Сделанные им открытия высоко оценили знаменитый шведский полярный исследователь Норденшёльд и не менее знаменитый русский мореплаватель Крузенштерн, всегда ставившие имя Санникова рядом с именем Геденштрома. Да и Геденштром в своем отчете подчеркнул большую роль, которую Санников сыграл в экспедиции.