Тайны Торнвуда

Ветер зашелестел листьями. Затрещали ветки. Я крепче стиснула ремешки туфель, ногти впились в ладонь. Какая глупость. Никто не шептал моего имени. В буше полно пустых звуков. Верхушки деревьев колыхались, сорная курица рылась в подлеске, змея вышла на охоту. Ничего такого, чтобы у человека от страха подкосились ноги.

Я повернулась к дорожке. Она была пустынна.

– Лулу?

Когда дочурка не ответила, я побежала. Птицы-бичи щебетали и свистели в своих гнездах, напуганные моим топотом, вспархивали с деревьев, хлопая крыльями в свете луны, как пернатые призраки. На бегу я звала дочь по имени, горло сдавливала паника. Где же Лулу?

Дорожка расширилась. Поляна стояла в пятнах лунного света. Высокий камень в ее центре выгнул спину навстречу ночи. Через несколько сотен ярдов эта площадка заканчивалась обрывом над оврагом. Его стены были крутыми, почти вертикальными – падение с обрыва было бы стремительным и неожиданным. Лулу хорошо знала поляну, мы приходили сюда с самого раннего ее детства. Только сейчас темно, все выглядит чужим, а она так напугана…

Присев на корточки на краю оврага, я осторожно посмотрела вниз. Ничего не было видно, только лунный свет на верхушках деревьев далеко внизу, слабый отблеск воды сквозь деревья. Небо словно бы потемнело. И ночные существа, шепчущиеся листья, прохладный ночной ветерок – все вдруг стихло.

И вдруг бормотание.

Я быстро повернулась, оглядывая деревья. Меня окутало серое облако страха, обострив чувства, но затуманив разум. Где Сэмюэл? Уже давно наступило время назначенной мной встречи. Неужели он вспылил и вернулся в поместье, злясь, что я заставила его ждать? Но он должен был понять по содержанию моего письма, как сильно я хочу его видеть…

Я похолодела.

Мое письмо. А если он его не получил?

Невозможно. Я собственноручно отнесла его к дверям торнвудского дома. Он решил проигнорировать его? Я поежилась, вспомнив пустоту в глазах Сэмюэла, когда мы стояли у аптеки сегодня утром; вспомнила, как он обвинил меня во лжи, сказал, что я его обманывала. Как он смотрел на меня, словно увиденное вызывало у него отвращение.

«Боже, Айлиш, ты пожалеешь…» – мелькнуло в голове.

Что-то шевельнулось на краю поляны.

– Лулу?..

Тьма дрогнула, распалась на части. От пространства между деревьев отделилась тень, медленно ступая к краю поляны, темная в неверном лунном свете. Человек. Не ребенок, не моя маленькая дочь. Крупнее. Он подплыл ближе, ступил на поляну. Лунные лучи заплясали на бледном лице. На лице, которое я с легкостью узнала – а как же иначе? Я изучила его почти так же хорошо, как собственное.

Его голос прорезал мрак:

– Здравствуй, Айлиш.

Словно никуда не спеша, он подошел ближе и спокойно остановился. Пристально глядя на меня, возможно дожидаясь ответа на приветствие.

Но мой взгляд упал на предмет, который он сжимал в руке. «Палка», – подумала я. Затем до меня дошло. Смерть, чье бледное, нелепое призрачное лицо я видела в окне хижины в свою последнюю ночь с Сэмюэлом, нашла меня.

– В чем дело, Айлиш, – проговорил он, делая ко мне еще один неторопливый шаг, – язык проглотила?

Он вышел на свет, и я увидела, что предмет в его руке был не палкой, а почерневшим топорищем.

Глава 23

Одри, февраль 2006 года

Меня разбудил приглушенный стук. Я села, моргая. В окно лился дневной свет, а на деревьях трещали сороки. Мне показалось, что я чувствую запах поджаренного хлеба.

Стук повторился. Кто-то стоял у задней двери.

Я посмотрела на часы у кровати и застонала, увидев, сколько времени: восемь сорок. Бронвен опоздает в школу. Выскочив из постели, я побежала по коридору в ее комнату. Там дочери не было. На кухне я нашла записку у кофеварки: «Не смогла тебя добудиться, соня, ухожу на автобус». Два крестика в конце – целует меня.

Испытанное мной облегчение, сопровождаемое уколом раздражения на себя, оказалось недолгим. В дверь застучали снова. Я шла открывать, ворча себе под нос, что если они настолько дураки, что продолжают так шуметь, тогда пусть увидят меня нечесаной и в убогой пижаме.

– Привет, Хоб.

Он с надеждой посмотрел поверх моего плеча.

– День добрый, Одри. Юная Бронвен дома?

– Так понедельник же, Хоб. Она в школе.

– Ну конечно, в школе, старый я дурак. Я принес ей подарочек. – Он протянул коробочку, нарядно завернутую в желтую бумагу, с прикрепленной открыткой. – Ничего особенного, просто подарочек по-соседски. Ничего, если я оставлю у вас?

Он снова нагладил свою фланелетовую рубашку и, на удивление, продел в петлицу цветок эвкалипта. У меня упало сердце. Несмотря на трудное начало наших отношений, Хоб вел себя безукоризненно-любезно после разговора в тот день, когда мы смотрели на долину. Он мне нравился. И был потенциальным источником информации о событиях, в которых я так хотела разобраться. Однако я не могла забыть, как застала его за обыском полого дерева… Не могла я ошибиться насчет слезы, которую он смахнул, когда впервые увидел Бронвен.

– Хоб, я должна вас кое о чем спросить.

– Что такое, деточка?