Тайны Торнвуда

– Скоро нужно будет подыскать этим маленьким бандитам пристанище, – заметил он, по-прежнему не глядя на меня. – Альма прекрасная мать, обидно забирать у нее щенков, но сегодня есть законы, запрещающие держать слишком много собак в одном месте. – Он со вздохом опустил щенка на пол и мягко подтолкнул к двери. – Похоже, теперь есть законы почти на все, да только смысла нет почти ни в одном.

Выведенная из терпения пустой нервной болтовней Хоба, я взяла быка за рога.

– В тот день у полого дерева вы же не ущерб от поссумов оценивали, ведь так, Хоб?

– Да, деточка.

– И Джерменов вы знали.

Он вздохнул.

– Да. Я их знал.

Поднявшись, он открыл сетчатую дверь и носком башмака выпроводил щенка на улицу, где тот резво запрыгал вместе со своими братьями, которые хором тявкали и повизгивали. Хоб вернулся к столу и тяжело сел.

– Тони и Гленда регулярно приходили сюда, когда были детьми. Они появлялись почти каждое воскресенье с каким-нибудь гостинцем от их матери. С фруктовым пирогом или банкой кукурузной приправы – в цивилизованном мире трудно было найти приправу хуже, но этот жест много для меня значил. Понимаете, мы с Луэллой… я хочу сказать… О черт.

Он встал, подошел к плите и загремел сковородой, вглядываясь в ее жирные глубины. Выхватил из-под раковины газетный лист и протер дно сковороды.

– Вы ее любили, – сказала я.

– Любил, Одри. С самой первой минуты, как ее увидел, я сказал себе: «Эта девушка одна на миллион… и я на ней женюсь». Я безумно ее любил. И очень скоро узнал, что и она меня любит. Мы были ровесники, по пятнадцать лет… совсем еще дети, думаю. Но между нами было что-то хорошее, мы как бы принадлежали друг другу. Но мы не знали, что роман нашей юности был обречен с самого начала.

– Что случилось?

Хоб выбросил газету в мусорное ведро и повесил сковороду на крючок.

– Мы хотели пожениться, но решили сделать все прилично и подождать, пока Луэлле исполнится двадцать один год. Понимаете, во время войны Айлиш и Луэлла какое-то время жили у Джерменов, и Эллен Джермен, мама Клива, очень привязалась к маленькой Луэлле. Когда Айлиш погибла, Луэлла стала воспринимать Эллен как своего рода вторую мать и поэтому хотела получить ее благословение на брак.

Хоб открыл жестяную коробку из-под печенья и уставился на ее содержимое.

– Когда Луэлле было шестнадцать лет, умер Якоб. Она осталась совсем одна. Конечно, Эллен очень хотелось, чтобы Луэлла вернулась к ним в дом, но Луэлла отказалась. С домом на Стамп-Хилл-роуд у нее было связано слишком много воспоминаний. Это был ее дом, и она даже помыслить не могла покинуть его.

Но одинокая жизнь в уединенном маленьком доме подготовила почву для появления в ее жизни Сэмюэла. Он был единственным оставшимся у нее кровным родственником, но до той поры не особо с ней общался. Луэлла всегда говорила, что он винил ее в смерти матери, что никогда не любил ее, – чушь, в моем понимании, потому что как можно ее не любить?

Как бы то ни было, Сэмюэл отправил ее в шикарный женский колледж в Брисбене, купил ей модную одежду и завалил подарками. Она хорошо училась, желая порадовать Сэмюэла. Он был ее связью с матерью, и ей хотелось, чтобы он ее любил. К тому моменту, как ей исполнился двадцать один год, она превратилась в настоящую юную мисс… Сэмюэл посчитал ее гораздо выше таких, как я.

– Он помешал вам пожениться?

– Нет, девочка. О нет. Я сам все испортил.

Непомерно большими щипцами он переложил на тарелку полдюжины сухих домашних печений из жестянки и выбрал две чашки в цветочек.

– Но вы все равно ее любили, – сказала я.

– Совершенно верно, любил. Но когда Луэлле исполнился двадцать один год, шла развязанная янки война во Вьетнаме. Проклятый конфликт, я с самого начала был против этой войны. Втянули в нее и Австралию, а потом однажды вечером Сэмюэл присел ко мне в «Лебеде». Он ставил мне пиво за пивом, затем объяснил, как был бы счастлив, если бы мы с Луэллой поженились… но при одном условии. Он сказал мне: «Сынок, если ты сумеешь показать себя храбрым и достойным человеком, тогда я не только дам свое благословение, но и отпишу вам двадцать акров хорошей земли и дом, чтобы вам с Луэллой было с чего начать вашу совместную жизнь». Так он сказал, но я, как форель на вкусную муху, купился на это.

– Вы пошли в армию?

Хоб помрачнел.

– Ради Луэллы я хотел одобрения Сэмюэла. Я знал, как много значило для Луэллы заполучить его на нашу сторону. Поэтому я не раздумывая, как в омут, бросился в эту ужасную войну, несмотря на свои пацифистские настроения. Отправился, чтобы стать героем, совсем как старый Сэмюэл в сороковые, едва не сложив свою дурную голову в результате этой сделки и совершив поступки, которые никогда бы…

Он осекся. Минуту стоял молча, глядя на чайник. Когда же заговорил снова, его голос звучал негромко, почти шепотом: