Если, конечно, имел такую возможность.
Или желание.
По спине у меня пробежал холодок.
– Луэлла, у вас есть фотографии Клива?
– Я их сожгла. А что?
– Пару недель назад я оказалась в старой хижине поселенцев. Там кто-то жил. Мужчина. Я не очень хорошо его рассмотрела, видела только мельком. Он был какой-то неопрятный, словно много лет жил в суровых условиях.
Луэлла стала отряхивать юбку.
– Не совсем понимаю вас, милая.
– Я вот думаю, не Клив ли это.
– Это не может быть Клив. Он умер двадцать лет назад.
Я была готова к отрицанию. В конце концов, вопрос о ее муже наверняка был чувствительным. Однако я оказалась не готова к звучащей стали в голосе Луэллы… или к маске решительности, под которой скрылось сейчас ее лицо. Глаза выдали ее. В их прозрачных глубинах я увидела промелькнувшую тень, темный силуэт, который вполне мог быть пытавшейся выплеснуться наружу паникой.
– Найденное в запруде тело может принадлежать кому угодно. Заявление полицейских экспертов, что оно попало в воду примерно в то время, когда исчез Клив, не доказывает, что это он.
Луэлла моргнула. Я молилась, чтобы у нее не случился срыв. Я была не в том моральном состоянии, чтобы прямо сейчас оказывать поддержку; мне требовалось сохранить собственное самообладание.
– Встреча с кем-то в дедушкиной хижине, наверное, очень вас потрясла, – мягко, как ребенку, сказала она. – Но этот человек, этот скваттер… Он же ушел, вы сказали? Ах, Одри, люди постоянно там появляются и уходят. Сезонные рабочие, туристы, экологи. Он, наверное, просто бедный старый бродяга, укрывшийся там на несколько месяцев.
– У него было необычное лицо, – выпалила я. – Кое-где кожа, по-моему, неестественно блестела в лучах солнца.
Луэлла, помолчав, переспросила:
– Блестела?
Сердце у меня забилось сильнее, ладони вспотели. Я явно перегибала палку, но теперь не могла остановиться.
– Лицо у Клива было в шрамах, так?
– У Клива и правда были шрамы, но едва заметные, даже если вы стояли близко. Поверьте мне, Одри, вы не Клива видели в хижине. – Она добродушно улыбнулась и похлопала меня по руке, затем встала. – Я напугала вас своей историей про призрака. Ах, Одри, это было давно, всего лишь детское воображение. А теперь пойдемте в дом. У меня есть чизкейк, возьмете кусочек для Бронвен, я знаю, она любит полакомиться после школы.
Я догнала ее у ступенек задней веранды.
– Поэтому Тони и приехал домой, да? Он подозревал, что его отец все еще мог быть жив.
– Простите, милая. Вы решительно заблуждаетесь.
В ее голосе чувствовалось раздражение; я зашла слишком далеко и ступила на недружественную территорию. Но теперь я уже не могла дать задний ход.
– Тони и Клив не были близки, правильно? И это заставляет меня недоумевать, почему спустя двадцать лет Тони помчался сюда в состоянии, близком к шоку, не сказав ни слова своей жене? Что, если он подозревал что-то?
И без того измученное лицо Луэллы посерело. Она долго не сводила с меня взгляда, но я чувствовала, что она забыла о моем присутствии. Наконец она повернулась, поднялась на веранду и скрылась в доме.
Я пошла вслед за ней. На кухне Луэллы не было, но я слышала, как она передвигается в передней части дома. Захлопывая двери. Закрывая окна.
– Луэлла?..
Я нашла ее в гостиной, где она задергивала тяжелую штору. Ткань отрезала последнюю полосу света, и комната погрузилась в полумрак.
– Что вы делаете? – спросила я, хотя прекрасно видела, чем она занимается.
Луэлла не обратила на меня внимания. Очередное окно скользнуло в раме, с шумом опустилось. Очередная задвижка встала на место.
Сердце у меня застучало, как паровой молот.
– Вы мне верите, да? Это объясняет, почему на окнах задвижки, решетки. Вы всегда подозревали…
– Ничего подобного. Бога ради, Одри, я одинокая женщина. Разве я не имею права чувствовать себя в безопасности?
– Безопасность – это понятно, Луэлла… но у вас больше висячих замков, чем в Форт-Ноксе.
– В дом однажды залезли, – отмахнулась она. – Ничего не украли, по крайней мере ничего ценного. Обшарили сарай, взяли несколько инструментов, разный хлам. Вы же знаете, какая теперь обстановка, постоянно слышишь в новостях, что какие-то неуправляемые дети забрались в чей-то дом…
Мне вспомнилась одна запись в дневнике Гленды об отце: «Он все хранит… Куча коробок, банок и жестянок с разными вещами рассована у него по всему сараю». Я вспомнила письма, обнаруженные в хижине, и резную шкатулку, в которой их держали. Вспомнила почерневшее топорище с его сальным, похожим на кожу налетом. Кукольные головы, фотографию. И коробки от патронов с этикетками с указанием содержимого. Спички. Карандаши, чай, свечи, веревка.
Тот мужчина в хижине тоже все хранил.
– Возможно, залез к вам именно Клив?
Луэлла резко повернулась ко мне:
– Нет.
– Но судебная экспертиза еще не закончена. Останки из запруды могут принадлежать кому угодно.
Она закрыла глаза.
– Мне не нужны экспертизы, чтобы сказать то, что я и так знаю. Это он.
– Как вы можете быть так уверены?
Она пошла на кухню, закрыла заднюю дверь и повернула ключ в замке. Захлопнув окно, она осталась стоять в падающем сквозь листву солнечном свете.