Тайны тысячелетий

Человеческая натура способна проявляться в огромном множестве характеров, поэтому не было двух пассажиров, имевших одинаковый багаж, с которым они намеревались начать жизнь в Новом Свете. Можно только дивиться фантазиям тех, кто снабжал их информацией о колониальном быте, — будь то родственники и друзья, проживавшие там, или торговые агенты XVIII века. Например, что побудило кого-то из будущих колонистов прихватить с собой дорогой оловянный ночной горшок в страну, которая изобиловала его глиняными моделями?

Среди предметов, собранных у кормы «Толосы», было простое устройство, отделанное пластинками слоновой кости, которое сочетало в себе функции солнечных часов, компаса и лунных часов.

Хотя мне довелось оценивать коллекцию предметов поднятых с «Гваделупе», сам я до этого не нырял. Мои познания об этом несчастье были почерпнуты из исторических документов, которые Джек Хаскинс откопал в испанских архивах. Погрузившись вместе с Трэйси, чтобы посмотреть на ртуть, я смог обозреть весь корпус «Толосы».

К этому времени команда «Гикори» уже месяц работала над раскопками, и погибшее судно лежало полностью расчищенным на морском дне. Начав с носа, мы с Трэйси медленно проследовали к корме, осматривая смертельные раны «Толосы». Хотя некоторые шпангоуты достигали толщины двух футов и более, они были расщеплены и разбиты, словно прутья.

Киль был невредим, и большое перо руля лежало посреди обломков бимсов[18] у кормы. Над всем этим возвышался риф, который распотрошил «Толосу» и утопил ее на глубине семи морских саженей.

Перед форштевнем лежал предмет, которому предназначалось спасти корабль: один из двух больших становых якорей, сберегаемых на случай крайней необходимости. Пытаясь спастись в штормовую Ночь, команда «Толосы» отдала один из двух якорей, от которого к утру остался только якорный канат. Если бы они отдали оба якоря одновременно, два каната смогли бы выдержать натяжение и «Толоса» имела бы шанс спастись.

Вообще, галеон был лучше оборудован для противостояния человеку, чем стихии. Из семидесяти тяжелых пушек, бывших на его борту, тридцать три виднелись внутри корпуса или рядом с ним. Имелось и вооружение меньшего калибра, например, ящик ручных гранат, который мы с Трэйси нашли около кормы. Заключенные в металлические сферы, каждая около четырех дюймов в диаметре, с запалами в виде черешков, они напоминали ряды собранных фруктов. Сходством с фруктами и заслужили эти метательные снаряды свое название — гранадас, от испанского названия плодов граната.

Хотя команда «Гикори» обчистила «Толосу», что называется, до нитки, щедрость галеона все еще казалась неистощимой. Во время моего визита водолазы продолжали поднимать на поверхность находку за находкой: осколки стеклянной и керамической посуды, оловянные и латунные предметы и небольшие фрагменты драгоценностей. Как оказалось, они были только предвестниками невероятного сокровища, появившегося позже.

Раскопки на дне привлекали стаи голодных морских хищников, жаждавших закусить мириадами придонных обитателей, извлекаемых наружу из песка. Один такой визитер прибыл с осмотром на «Толосу», как в личные охотничьи угодья, и Гарри Шефер был вынужден проявить известную осмотрительность.

— Это была четырехфутовая барракуда, — пояснил Гарри за обедом. — Она плавала вокруг корабля, полагая, что является хозяйкой этого места, и бросала вызов всем, кто там появлялся. Ей пришлась по вкусу моя рабочая территория, и когда я каждое утро спускался, она подплывала ко мне, демонстрируя свои огромные челюсти, и, уставившись стеклянными глазами, зависала, ожидая, когда я сдвинусь хотя бы на дюйм.

Я тоже замирал, и через некоторое время она уплывала, как бы говоря, что я недостоин ее пасти. Я знал, что барракуды не нападают на водолазов, но был не очень уверен в том, что и она знает это. Не могу сказать, чтобы я расстроился, когда она наконец-то оставила нас в покое.

Вторая барракуда произвела неизгладимое впечатление на команду «Гикори» своей манерой питаться.

— Она любила кефаль, — рассказывал Гленн Армагд, один из водолазов. — Барракуда сгоняла рыб, как пастушья собака, в тесный косяк около поверхности, затем делала круг и хватала разом две или три штуки. Когда она кормилась прямо над нами, мы знали об этом, даже не глядя вверх. Спустя несколько мгновений после начала охоты на нас проливался целый дождь маленьких серебряных чешуек.

Морские окуни послужили нам в качестве безотказной системы тревоги.

— Как вы знаете, они достигают довольно больших размеров, — объяснял мне Хосе Манцебо, водолаз в ранге сержанта доминиканского военно-морского флота, прикомандированный к «Гикори» в качестве офицера связи. — Я видел морских окуней, весивших по меньшей мере триста фунтов. С этой массой мускулов трудно пытаться состязаться в силе. Но когда окуни внезапно исчезают — это сигнал, что нечто большее, или, по крайней мере, более хищное появилось поблизости, — обычно акула или рыба-молот. Пока у нас не было проблем с акулами, но все-таки лучше смотреть в оба, особенно за окунями.