В этом смысле и вопрос: «В каком пространстве мы живем — Евклидовом или неевклидовом?» — вообще говоря, некорректен. Мы живем в мире космического всеединства (в том числе и пространственно-временного). А в каком соотношении выразить объективно-реальную протяженность материальных вещей и процессов и какой степени сложности окажется переплетение таких отношений (то есть в понятии пространства какого типа и скольких измерений отобразятся в конечном счете конкретные отношения), — во-первых, диктуется потребностями практики, а, во-вторых, не является запретительным для целостной и неисчерпаемой Вселенной. Поэтому пространство, в котором мы живем, является и Евклидовым, и неевклидовым, ибо может быть с одинаковым успехом и равноправием описано на языках геометрий и Евклида, и Лобачевского, и Гаусса, и Римана, и в понятиях любой другой геометрии, — уже известной или же которую еще предстоит разработать науке грядущего. Ни двух-, ни трех-, ни четырехмерность, ни какая-либо другая многомерность не тождественны реальной пространственной протяженности, а отображают лишь строго определенные аспекты объективных отношений, в которых она может находиться. Искать же субстратно-атрибутивный аналог для евклидовости или неевклидовости и экстраполировать его на Вселенную — примерно то же самое, что искать отношения родства на лицах людей, отношения собственности — на товарах или недвижимости, а денежные отношения — на монетах или бумажных купюрах.
Таким образом, понятие кривизны не поддается наглядному представлению и является обыкновенной абстракцией, которая отображает некоторую совокупность необычным образом переплетенных пространственных (и временных) отношений. В зависимости от того, каким именно образом соединены в мысли реальные пространственные отношения, получается то или иное многомерное или неевклидово пространство (количество таких многомерных пространств ничем не ограничено). Материальный же мир один-единственен. То, что Космос единственен, — всегда было ясно философам всех без исключения направлений, начиная с Платона и кончая Герценом, сформулировавшим свое кредо в «Письмах об изучении природы» в афористически четкой форме:
«Наука одна, двух наук нет, как нет двух вселенных».
Бесспорный же факт, что единственная Вселенная допускает при своем описании различные и даже взаимоисключающие друг друга модели, как раз и доказывает: каждая такая модель имеет право на существование только потому, что отражает строго определенный аспект и набор конкретных отношений, присущих бесконечному и неисчерпаемому Космосу.
Но, быть может, в определенных случаях кривизна все же может выступать чем-то вещественным? Ведь не секрет, что по страницам научной и популярной литературы гуляют, к примеру, такие ее истолкования: она, дескать, может существовать самостоятельно, отрываться от своего носителя, разламываться на кусочки, свободно перемещаться в космическом пространстве. Подобное представление является попросту абсолютизированным овеществлением абстрактно-математических отношений. Никому ведь не придет в голову искать отношения родства (мать, отец, сын, дочь, брат, сестра и т. п.) в виде неких самостоятельных и вещественных сущностей. Точно так же не найти отношений собственности на полках магазинов или на дачных участках, а производственных отношений — на руках, лицах, в глазах рабочих, крестьян, чиновников, бизнесменов, интеллигенции и т. д. А вот отношение кривизны пытаются выявить в субстанциально-вещественной форме, в «чистом виде», так сказать, — в межгалактических далях и на космическом «дне».
Тайна отношений раскрывается просто: по природе своей они не имеют иного субстрата, кроме присущего самим носителям данных отношений. Нет и не может быть никаких отношений самих по себе, вне своих носителей и существующих в виде некой вещественной субстанции.
Подавляющее большинство людей совершенно не в состоянии осознать и проникнуться исключительной важностью всего вышесказанного. В том числе и ученые. Последние предпочитают тешить себя иллюзией, что оперируя математическими формулами, словесно-устными или словесно-письменными знаковыми текстами, они якобы имеют дело с самой объективной действительностью. Очень немногие понимают весь трагикомизм происходящего. Некоторые даже пытаются воззвать к научной общественности, но их обращения остаются гласом вопиющего в пустыне. Достаточно показательный пример — книга современного американского ученого Мориса Клайна «Математика: Утрата определенности».