Тайны земли Московской

1875-й — картина А. Д. Литовченко «Иван Грозный показывает свои драгоценности английскому послу Горсею». Репинское разоблачение сути Грозного так же далеко художнику, как и возвращающемуся к старой теме Г. С. Седову: художник показывает в 1876 году полотно «Царь Иван Грозный любуется на спящую Василису Мелентьевну». Снова натюрморт из великолепных тканей, драгоценностей, стенных росписей терема и образ благообразного старца. Известным исключением оказывается в 1882 году картина В. В. Пукирева «Иван Грозный и патриарх Гермоген», драматическая по сюжету и успокоенно-бытовая по решению. 1883 год приносит работу еще одного передвижника — Н. В. Неврева «Посол Иоанна Грозного Писемский смотрит для него в Англии невесту, племянницу Елизаветы — Марию Гастингс». Миф Синей Бороды одинаково привлекал воображение художников и зрителей. Наконец, академическая выставка 1885 года приносит Большую золотую медаль картине С. Р. Ростворовского «Послы Ермака бьют челом царю Ивану Грозному, принося покоренное Ермаком царство Сибирское». Следующее место в этом ряду принадлежало И. Е. Репину.

Историческую картину — с четко выверенным мизансценическим построением, старательно уложенными на фигурах «историческими одеждами», множеством отысканных в музеях и увражах подлинных или правдоподобных деталей: с благообразными лицами, широкими театральными движениями и жестами — ее не представлял и не хотел себе представить Репин. Он будто взрывается всей гаммой человеческих чувств — отчаяния, потрясения, жалости и гнева, бешеного гнева против насилия, бесправия, безропотности, против права одного отнять жизнь у другого, стать хозяином живота и смерти, творить свою волю вопреки заветам божественным и человеческим. Поиски типажа, исторических костюмов, правдоподобности обстановки — все имело и все не имело значения. Время, сегодняшний день — они обрекали художника на работу.

«Как-то в Москве, в 1881 году, в один из вечеров, я слышал новую вещь Римского-Корсакова „Месть“. Она произвела на меня неотразимое впечатление. Эти звуки завладели мною, и я подумал, нельзя ли воплотить в живописи то настроение, которое создавалось у меня под влиянием этой музыки. Я вспомнил о царе Иване. Это было в 1881 году. Кровавое событие 1 марта всех взволновало. Какая-то кровавая полоса прошла через этот год… я работал завороженный. Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины, прятал ее. На моих друзей она производила то же впечатление. Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над ней…»

Со временем Игорь Грабарь скажет, что успех пришел к Репину именно потому, что он создал не историческую быль, которой, впрочем, никогда и никакой художник восстановить не может, но «страшную современную быль о безвинно пролитой крови».

Первые шаги в решении действующих лиц драмы Илье Ефимовичу Репину подскажет его единственный учитель — Павел Петрович Чистяков. Художник бывает у Чистякова на его даче в Царском Селе, и здесь Павел Петрович покажет ему старика, ставшего прототипом царя. Потом на него наложатся черты встреченного на Лиговском рынке чернорабочего — этюд был написан прямо под открытым небом. А во время работы над холстом И. Е. Репину будет позировать для головы Ивана художник Г. Г. Мясоедов. Разные люди, разные судьбы и поразительный сплав не того, что можно назвать характером, но символом понятия, против которого бунтует Репин: «Что за нелепость — самодержавие. Какая это неестественная, опасная и отвратительная по своим последствиям выдумка дикого человека».

Казалось бы, слишком легко меняющий свои суждения, попадающий в плен новых впечатлений, весь во власти эмоциональных увлечений, здесь Репин совершенно непримирим. Когда у многих памятник Александру III Паоло Трубецкого вызовет внутренний протест, обвинение в нарушении привычных эстетических канонов, он будет в восторге от гротескового характера портрета. Его славословия в адрес автора вызовут откровенное недовольство при дворе и взрыв негодования официальной печати. И тем не менее Репин, всегда очень сдержанный на траты, решит устроить в ресторане Контана в Петербурге в честь памятника банкет на 200 человек. Другое дело, что разделить откровенно его взгляды решится только десятая часть: за стол сядут всего 20 приглашенных. В его натуре нет и следа той психологии дворового человека, которая захватывала всю служившую Россию: презрение к барину, но и откровенное захребетничество, нежелание работать, но и глубочайшая убежденность в обязанности барина содержать каждого, кто умеет быть холуем.