Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

2. Телевизор, о котором идет речь, Евтушенко не собирался покупать у Карповой. Он, как отмечалось в этом разделе, сначала просил Берта Тодда купить в США телевизор для Карповой, а потом позвонил своему другу и передал через него ей просьбу о том, чтобы она этот телевизор отдала Межирову, а ей он, Евтушенко, купит другой. Карпова же, зная это, занялась самоуправством и распорядилась фактически чужим телевизором по своему усмотрению.

3. Что касается кольца. То, что по этому поводу Карпова написала Тодду в 1990 г. и то, что рассказала мне 25.01.2014 г., отличаются, как небо и земля. Из письма Тодду следует, что Карпова точно не помнит, где Евтушенко передал ей кольцо, куда она его положила, а потом вроде искала и не нашла. Как, спрашивается, она могла помнить, если никакого кольца в помине не было?! Присутствовавшая при этом Лера Загудаева утверждает, что кольцо – фантазия Людмилы Владимировны, а Евтушенко приезжал к ней домой, чтобы забрать свой видеомагнитофон.

4. Впервые заходит речь о попытках отправить Нику учиться в Бостон и тщетности этих попыток. Наоборот, было конкретное предложение, сделанное в США Арменом Дедакьяном (см. главу «Америка, я люблю Маяковского»), заключавшееся в том, что Никину учебу там готовы были оплачивать, а поскольку одну ее не приняли бы, то должна была с ней поехать бабушка, которой предлагали работу, чтобы она сама себя обеспечивала. Но Карпова отказалась, сославшись на то, что Ника не знает и никогда не выучит английский язык.

5. О каком контроле Ники могла идти речь, если Майя и Карпова бросили ее одну в Москве?! Людмила Владимировна сама подтверждает это. Цитирую ее: «Ника была трудной, в то же время – одинокой… Она осталась одна». Да, ей действительно нужен был «проводник», роль которого до переезда в Москву играли мама, бабушка и Евтушенко. Но разве последний мог продолжить вести Нику по жизни уже в Москве после всего того, что, как следует из этой главы, оттолкнуло его от ее семьи? И потом, что, на Евтушенко сошелся клином белый свет и другого «проводника» не могло быть? А пока его не нашлось, нужно было забрать Нику в Ялту, чтобы она находилась среди родных и обрела спокойствие. Хотя о каком спокойствии рядом с Майей могла идти речь?! Не хочу углубляться в этот вопрос, который подробно освещен далее.

Из письма Карповой также следует, что в алкоголизме Ники есть вина и Евтушенко. Первый раз слышу об этом. Никогда за 12 лет общения она не высказывала такую мысль. То же самое можно сказать о Майе.

6. А вот из-за любви к бармену Косте Ника, несмотря на то что была подшита, избавилась от лекарства, напилась, бросила в середине первого курса ВГИК и рванула в Ялту, где продолжала пить.

В сумасшедший дом в Симферополе Нику не упрятали, а отвезли Карпова и Константин Постников, потому что она была невменяема и громила в доме все подряд. Находилась же она там не месяц, а несколько дней, так как сбежала. Подробности – далее в этой части книги.

7. Ни в каком московском журнале Ника не работала. Это такая же небылица, как то, что ее «на работе любят». В 1990 году, которым датировано письмо Карповой, Ника, как станет известно далее, поступила во ВГИК, где проучилась два месяца и затем укатила в Швейцарию.

Наконец, главное. Уверен, что письмо это написано намного позже, минимум на семь лет, потому что роман Ники с Костей начался осенью 1993 года и продолжался до мая 1997 года, то есть четыре года, как указано в письме. Но письмо-то было написано, по утверждению Карповой, в 1990 году, за три, стало быть, года до начала этого романа. Как, спрашивается, Карпова могла знать в 1990 году, что Ника влюбится в Костю в 1993-м и их отношения продлятся еще четыре года. Это чистой воды ложь, написанная задним числом, что заставляет, мягко говоря, усомниться во всем содержании письма. А опубликовано оно после смерти Карповой не случайно: она боялась реакции Евтушенко и завещала Павлову опубликовать сей пасквиль, когда ее не станет, что он и сделал, не подозревая, во что влип. Если б знал суть дела, вряд ли обнародовал этот последний неуместный выпад Карповой (а заодно, выходит, и свой) в сторону Евтушенко.

На этом я прерву свои комментарии, которые лишний раз подтверждают склонность Карповой к измышлениям, проявившуюся особенно после ухода Майи. И не важно, где она говорила правду – в письме Берту Тодду или в разговорах со мной, – важно, что в одном из двух случаев была неправда. Что касается якобы утерянной записной книжки, то впервые слышу об этом. Более того, когда последний раз я был у Карповой за три недели до ее смерти, возле тахты в ящике стояли все ее записные книжки.

Ну, да Бог с ним. Сие для нас не столь важно.

Для справки: Берт Тодд (Albert Charles Todd), профессор европейских языков и литературы, который издавал и переводил поэзию его друга русского поэта Евгения Евтушенко… умер 9 ноября. Ему было 74 года. У него, как сообщила семья, была липома. (“New York Times” от 18 ноября 2001 г.).

Глава 3 «Мечты ловлю в дырявую корзину»