Конечно, мне очень хотелось поговорить с Евтушенко о Нике, в крайнем случае, чтобы он написал хоть несколько строк для этой книги. Вместе с тем я понимал, что такая тема для него давно стала табу. И все же я не раз беспокоил Евгения Александровича письмами и звонками в Переделкино и в Америку. Все – безрезультатно. Лишь однажды – это было 1 сентября 2015 года – мне удалось дозвониться до него в Переделкино. Трубку взял сам Евтушенко. «Добрый день. Евгений Александрович», – сказал я. «А кто это?» – настороженно спросил он. Я представился. Он то ли не расслышал, то ли сделал вид, что не расслышал и уже испуганно дважды переспросил: «А кто это? А кто это?» – «Это Ратнер из Днепропетровска, мы с вами встречались». – «А, помню, давно это было, – сказал он, – я только что из больницы, не могу говорить». И положил трубку. Говорил он еле-еле, голос был, как у тяжело больного человека. Я представил, что было бы, если б я ему в этот момент задал какой-то вопрос о Нике. Да он, если б и здоров был, в лучшем случае не ответил. Вместе с тем я уверен, что Евтушенко знал, о ком пойдет речь, так как читал мои письма и понимал, чем я могу поинтересоваться. А ведь мне, по большому счету, хотелось задать ему всего один вопрос, о котором читатели узнают в конце книги (см. гл. 15, ч. III).
18 августа 2014 года Александр Павлов опубликовал в Интернете «примечательный трехстраничный машинописный текст» Карповой «во исполнение ее воли». На обороте первой страницы – собственноручная приписка-разъяснение автора:
Это письмо было написано мной в 1990 г. в Америку Берту Тодду (Todd Bert, друг Е. А. Евтушенко).
Письмо не было отослано, т. к. записная книжка со всеми адресами мной утеряна. Его можно поместить в Интернет.
КАРПОВА, 6. 09. 2011 г., г. Ялта.
Вот уже несколько лет я собираюсь Вам написать письмо. Всегда это было трудно для меня – объяснить всю трагическую ситуацию, которая сплелась вокруг Никуши, невозможно, выглядело всё абсурдом, парадоксом, до сих пор непонятной для меня ситуацией.
1. Евгений Александрович не пожелал встретиться с Н. Она ждала его шесть лет. Страдала, переносила, как могла, – вешалась, резалась, травилась и прочее. Ей трудно было что-то объяснить, тем более что я сама до сих пор не разберусь, да при чём в Никушиной ситуации я, т. е. бабушка, или её мама. Когда спустя несколько лет я позвонила Е. А. и сказала, что Н. нужно помочь, она одна, мать не способна ничего сделать, Н. нужно только слово, поддержка элементарным вниманием, Е. А. в очень напряжённой форме сказал мне, что он нас сделал богатыми, что Майя занимала у него деньги (или хотела занять – я так и не поняла), и в результате бросил трубку.
2. Я неоднократно анализировала эту ситуацию. В первый день приезда из США Е.А. пришёл к нашим знакомым в Москве, где мы остановились, и сказал, что он хотел бы купить для своего друга Межирова тот телевизор, который Вы, дорогой, будучи очень больным, по существу тащили на своих руках в аэропорт. Я, как чёрт меня попутал, должна была этот телевизор подарить Е. А., а я отказала ему и подарила врачу, который восемь лет бесплатно лечил Никушу от астмы. Господи, зачем я это сделала, ума не приложу. Я уже через короткое время раскаивалась, но поезд ушёл…