После всего рассказанного ранее и в данной главе чего можно было требовать от Ники? Чтобы она спала? Нет, конечно, если девочка с малолетства присутствовала на вечерних, затягивавшихся до глубокой ночи приемах знаменитых гостей, которые устраивала Карпова. Она вместе с Майей, очевидно, считала, что так они пробуждают в Нике интерес к литературе, в частности к поэзии, ростки которой заметили у ребенка. А нездоровый ребенок, которого среди ночи с трудом укладывали спать, вскоре просыпался, судорожно выкрикивая слова и фразы, снова засыпал, а утром не в состоянии был идти в школу, где и без того успехами не блистал.
Или можно было требовать, чтобы Ника не пила? Но как, если ее бабушка любила выпить – даже в 85 лет Карпова пила со мной водку, – а мама без этого просто не жила и с возрастом, еще при жизни Ники, стала алкоголичкой. Да и пить-то Ника, если разобраться, начала не от плохой, а от хорошей жизни еще в 1987 году, когда никаких проблем у нее не было. То же самое, но еще в большей степени, касается курения. Вряд ли можно было встретить семью, в которой по женской линии так, из поколения в поколение, передавались людские пороки, причем с каждым разом усиливаясь и проявляясь в более раннем возрасте. Это касается пьянства, курения, сквернословия и распущенности.
Скажите, пожалуйста, как Ника могла не пить, если алкоголь она впитала с материнским молоком?! «Майя рассказывала, – свидетельствует Альберт Бурыкин, – что, когда лежала в роддоме, в 1974-м, поднимала на веревке от “добрых людей” пиво, поскольку не могла без него обходиться. Это к слову о том, каковы могли быть физиологические предпосылки питейных срывов Ники». В интервью Михаилу Назаренко на вопрос, много ли она пьет, Ника ответила: «Не так, как алкоголики пьют, а так, как вообще люди выпивают. Иногда хочется нажраться, тогда нажираюсь».
Как Ника могла не курить, если она дышала сигаретным дымом еще в утробе матери, чей организм был прокурен?! По словам того же Бурыкина, Майя прервала курение лишь на последних месяцах беременности. Как Ника могла не материться, если из уст мамы и бабушки вылетали вначале не известные ей слова, без которых она потом не могла обойтись?! «Меня иногда ругают, что я матом ругаюсь, – сказала Ника в том же интервью. – Просто с помощью мата можно сочно отвечать на любые вопросы, он как бы все собирает. Удивительно!» Очередь дошла и до Маши. Анна Годик рассказала, что, когда Маше было три года и ее как-то вечером уложили спать, закрыв дверь, она стучала в нее с другой стороны и кричала: «Откройте двери, суки!»
Ну, и наконец, о степени распущенности, с которой вела жизнь Карпова, к чему ее подталкивала специфика работы в гостинице «Ялта». Не думаю, что она не понимала, чем ей придется там заниматься, а если понимала, то не противилась этому. Ладно бы сама, а то Карпова, по словам Лушниковой, 16-летнюю Майю «подложила» Вознесенскому. Это подтвердила Анна Годик: «Даже если б Вознесенский не положил сразу на Майю глаз, Людмила Владимировна сделала бы все, чтобы это случилось. У нее самой тоже были отношения с Вознесенским, по крайней мере, она говорила, что он был ее возлюбленным». Убеждают в этом дарственные надписи поэта (см. иллюстрации). И снова слово Лушниковой: «Она не только Майю ему подсунула, но и у нее самой была с ним связь. Людмила мне даже говорила, что у нее и с Амосовым[257]
была любовь».Вспомним рассказ Карповой о том, как она и Вознесенский в новогоднюю ночь прыгали через костер, а потом поцеловались (Людмила Владимировна не могла удержаться от такого воспоминания), слова Загудаевой, согласно которым Карпова увлекла Егорова (Людмила Владимировна восторженно рассказывая мне о пребывании с ним в восточном Крыму), а вместо себя подсунула ему Майю. Возможно, аналогичным образом она в свои сети поймала и Торбина. Схема действий ее во всех случаях оставалась неизменной: облюбовав кого-то, кто, по ее мнению, мог составить достойную партию Майе, Карпова увлекала его. Сначала он становился ее другом, потом близким другом, а затем она «подкладывала» ему дочь. По меткому выражению Анны Годик, это был «способ нахождения для Майи лучшей доли».
О Майе Карпова не однажды рассказывала: «Она могла распустить волосы и, как б…, пойти гулять по улице». Подтверждает это Лушникова: «Майя гуляла. У нее была лишь одна длительная связь с хирургом Виноградским. В остальном мужчины у нее менялись. А в Москве – тусовки, в которых участвовала Ника, в них участвовала и Майя, с кем спала Ника, с теми спала и Майя. И Людмила Владимировна тоже там участвовала».