Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Естественно, все эти годы тема Ники пребывала во мне, как вода в колодце, и притягивала, как жаждущего из него напиться. Подобно всем, находился под магией трагически-взрослых стихов Ники, читал их и перечитывал, а потом увековечил память о ней в трех книгах – пьесе Людмилы Карповой «Ника» и посмертных томах Ники Турбиной «Чтобы не забыть» и «Стала рисовать свою судьбу…». Если бы сейчас меня спросили, выпустил бы я их, зная то, чтó описал в этой книге, то ответить было бы сложно. Пьесу не издавал бы точно, а стихи Ники, наверное, издал, но выборочно и только из прижизненных сборников, а из прижизненных – только те, которые принадлежат ей. Остальные стихи, в том числе неопубликованные, и дневниковые записки оставил бы другим издателям. Поймите: в определенной мере я чувствую себя обманутым Майей и Карповой, рассказывавшими мне то, чего не было, и подсунувшими мне то, что Ника не писала. А я, слепо поверив им, обманул читателей. Но это не касается данной книги.

И все-таки: почему я, поэт, издавший свыше 20 сборников стихов, будучи в солидном возрасте, решился на первую в своей жизни прозаическую книгу, по сути, документальную, да еще о невероятно изломанной и запутанной судьбе человека, в которой была масса пробелов (отцовство, швейцарская эпопея, отношения с Е. Евтушенко, авторство и многое другое)? Да потому, что столько лет зная «старших девочек», чувствуя их неискренность и видя их образ жизни, я заподозрил, а потом убедился, что именно от них «росли ноги» всех Никиных бед, нараставших по мере ее взросления в геометрической прогрессии. Иными словами: все, что выстрадала Ника в Москве, явилось следствием ялтинского периода ее жизни. Несмотря на то что именно в нем, длившемся 13 лет, она (не без весомой помощи) успела добиться небывалых для своего возраста высот; одновременно с этим закладывались предпосылки будущих ее несчастий и гибели.

Это является ответом на вопрос, который несложно предвидеть: «Для чего нужны были первые две части книги, если третьей частью, которую, можно озаглавить “Антитурбина”, автор вроде бы перечеркивает предыдущее повествование?» Нет, нет и еще раз нет. Вспомните слова Андрея Вознесенского из его поэмы «Антимиры»: «Без глупых не было бы умных, / Оазисов – без Каракумов».

Точно так же не было бы третьей части без первых двух: они необходимы, чтобы показать жизнь семьи, в которой родилась и выросла Ника Турбина, взаимоотношения в этой семье, рассказать о судьбах ее родных, и на фоне всего этого впервые представить в хронологической последовательности всю – от первого до последнего дня – жизнь человека, искалеченного физически и морально, – такого, каким вылепили его по своему образу и подобию самые близкие люди, и как затем проявились результаты их «лепки» в виде массы неисправимых пороков и диагнозов. А теперь представьте, что человека, в котором все это замешено (о чем и повествуют первые две части книги), духовно насиловали все те же неудержимые «скульпторы» (третья часть). Они, эти части, настолько взаимосвязаны, что немыслимы друг без друга.

Очень непросто было распутать (цитирую Нику) «клубок цветных запутанных ребенком ниток». Понадобились годы работы в разных ипостасях: следователя и сыщика, журналиста и поэта, прозаика и редактора. Вначале я ошибочно во всем винил Майю Никаноркину, а позже понял, что сценарий Никиной судьбы, так же как пьесу «Ника», написала Людмила Карпова. По сути, она вынесла приговор Нике, а Майя приводила его в исполнение, зачастую отступая от сценария в мелочах, но не в главном.

Приступая к работе над книгой, я поклялся писать правду, ничего, кроме правды. Хотя при встрече 8 мая 2013 года Карпова дословно сказала мне: «Я тебе разрешаю писать все, что ты хочешь, даю тебе право писателя и готова подписаться под всем, что ты напишешь. Я напишу: “Это все правда”».

Спустя год она решила, что в начале книги на отдельной странице должна быть надпись: «Эта книга написана Богом и Ратнером» и под ней – ее подпись. Но еще через полгода, когда я попросил ее сделать эту надпись, Людмила Владимировна, поняв из отрывков моей книги, что в ней она будет разоблачена, устроила мини-спектакль в своем духе: расписалась на двух чистых листах бумаги, а на мой вопрос: «Где же надпись?» – сказала: «Ты ее сверху напечатаешь». И здесь обманула! Но сохранилась приведенная на иллюстрации дарственная надпись Карповой на пьесе «Ника», которую она мне как издателю сделала первому, что реабилитирует ее в моих глазах, а меня – в глазах читателей.

По сути, все соприкоснувшиеся с Никой знали ее на каком-то – кто большем, кто меньшем – отрезке времени. Даже родные не знали всю Никину жизнь. Очень надеюсь, что в этой книге мне удалось сшить из лоскутов событий цельное, без прорех, одеяло Никиной судьбы.