Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Этой ночью мне снился сон: я лежал в постели и ждал свою помощницу. Она подошла, одетая лишь в белое нижнее белье, я приподнял одеяло, чтобы она легла рядом, но она почему-то не легла. Потом появились люди, стало шумно, и я перешел в другую комнату, улегшись там. Дальше помню себя легко бегущего вверх по Исполкомовской улице Днепропетровска, в одних трусах, чем нисколько не удивлял прохожих. Сон – в руку: обнаженное женское тело – это плохо, белый цвет – тоже. Виделась мне Ирина, которая последнею из нас видела Майю в Ялте. Потом вместе с Ириной мы первыми узнали о ее смерти. Господи, как давно мы не виделись с Майей, как я хотел почитать ей свои новые стихи – она имела безукоризненный поэтический вкус.

8 марта 2010 года. Карпова рассказала, что Майя не курила только в день смерти и почти бессвязно прочитала стихотворение Ники:

Изможденная,
Как старуха.
На лицо надвинуты руки.
Я бросаю тебе монетку.
Это – мама
глядит из клетки.

Умерла она от коллагеноза[70], полностью разрушившего ее сердце. Иную информацию мне дала Барская: Майя умерла от онкологии. И напомнила, что в свое время она через Юлиана Семенова доставала для Майи лекарства. Елена Анатольевна Авдеева, в прошлом переводчица с французского языка, знавшая семью Ники, сказала, что Майя умерла от лени: они с Карповой, не сделав рентген, сами поставили диагноз – перелом тазобедренной кости. На самом деле у Майи была трещина, и она лежала, не вставая, а Карпова вилась вокруг нее. Не будь такой самодеятельности, Майя еще бы жила.

В июне 2014 года я спросил у Карповой, как она вспоминает дочь. «Майку, – ответила она, – я вспоминаю с большим состраданием. Она была очень добрая, несчастная, хотела всем сделать хорошо. Ей удалась своя жизнь за моей спиной, она у нее была прекрасная. Майка была защищена, жила, как могла, физически и морально. Если разобраться, то она была юродивая».

Глава 7 «Я к этому дому иду»

Невероятно, но факт: бабушка Ники, умолявшая врачей сделать что-нибудь, чтобы ребенок не писал стихов, в то же время делала прямо противоположное – печатала их дома и на работе в гостинице «Ялта», где заведовала бюро обслуживания, складывала в отдельную папку и думала, кому бы их показать. Случайно она узнала, что в гостинице живет известный писатель Юлиан Семенов[71], который строит дачу в Оливе – второе название деревеньки Мухалатка. До этого она не читала ни одного его произведения и относилась к нему иронично.

Жизнь и творчество Юлиана Семенова были тесно связаны с Крымом, где он создал значительную часть своих произведений. В своей книге «Мгновения с Юлианом Семеновым» Борис Эскин[72] писал: «Конечно, светозарная Таврида была для Семенова тем же, чем для многих писателей подмосковное Переделкино или ленинградское Комарово. Именно здесь, в Крыму, греясь на теплой, зеленой галечке божественного коктебельского пляжа, “король детектива” Юлиан Семенов придумал своего Исаева-Штирлица – образ разведчика, который пройдет через многие и многие произведения писателя и покорит миллионы сердец».

А Татьяна Барская вспоминает, как в августе 1982 года в Доме творчества Союза писателей неожиданно появился Юлиан Семенов. Он вообще оказался непредсказуемым. Экспромт, импровизация были свойственны его натуре. Этим он был интересен и привлекателен. «На следующий день, – пишет Татьяна Николаевна, – во дворе редакции газеты “Советский Крым” (ныне “Крымская газета”) появился плотной комплекции бородатый человек в рубашке защитного цвета с большими карманами на груди, из которых выглядывали авторучка и пачка сигарет. Представился: “Юлиан Семенов. Прошу любить и жаловать”. Все последующие годы нашего с ним общения и сотрудничества были верны этому призыву: любили и всегда жаловали. На протяжении многих лет на страницах нашей газеты печатались главы из его будущих книг, все гонорары за которые он просил перечислять в Фонд мира. Вскоре Семенов стал своим человеком в городе. Он вникал во все проблемы, связанные с развитием туризма, культуры, музеев. Удивляло и то, как он, при всей своей занятости, находил время и интерес открывать и поддерживать местные таланты. Так случилось с ялтинской восьмилетней поэтессой Никой Турбиной. На читательскую встречу с Юлианом в кинотеатре “Сатурн” в декабре 1982 года собралось более тысячи зрителей. Он появился на сцене легко и стремительно. Контакт с залом возник мгновенно. Его слушали, затаив дыхание. Ни один вопрос не остался без ответа. Любимой формой общения оставался диалог. Зрители даже не подозревали, что перед ними стоит человек с температурой 39°, простуженный, буквально за несколько минут до встречи поднявшийся с постели. Помимо писательского таланта он еще обладал огромным даром любви и уважения к людям, какого бы звания и положения они ни были… Поражали его общительность, открытость, неуемная работоспособность и вместе с тем какая-то моцартовская легкость. Юлиан будто жил вне времени».