— Андреа! Ты хоть понимаешь, что могло выйти? — Жаль, что Гарри Барри здесь нет: с каким удовольствием она воткнула бы ему вилку в глаз! — Я занимаюсь своим делом не для того, чтобы прославиться. Плевать мне и на эту дурацкую книгу, и на то, кто как на меня смотрит!
— И напрасно. Это очень важно — как ты выглядишь в глазах людей.
— Никогда. Так. Больше. Не делай! Ясно? Не смей разговаривать обо мне с журналистами у меня за спиной! Особенно сейчас, когда мы живем вместе…
— Ну, об этом можешь больше не беспокоиться.
— Вот и хорошо. — Зои все еще злилась — на Гарри. Ей ли не знать, что этот сладкоречивый сукин сын умеет быть чертовски убедительным? Ничего удивительного, что ему удалось запудрить мозги Андреа.
Примерно минуту они ели в молчании, а потом Андреа сказала:
— Я собираюсь съездить к маме.
Во второй раз за сегодняшнее утро Зои едва не подавилась.
— Что?!
— В последние дни она мне покоя не дает. Тревожится за нас обеих. И хочет хоть одну из нас увидеть лицом к лицу.
— Поговори с ней по видеочату.
— Не смешно, Зои.
— Ну ладно, поезжай. Мне-то что? Это тебя она за три секунды с ума сведет… И когда улетаешь?
— Завтра. Уже купила билет.
— А когда вернешься? Могу забрать тебя из аэропорта, если только прилетишь не среди ночи.
— Я… не знаю.
Зои вдруг почувствовала, что что-то не так. Андреа не ела, сидела, опустив глаза в тарелку, и вид у нее был виноватый.
— Дело не в маме?
— Ну почему, в маме тоже…
— Ты не хочешь больше здесь жить.
— Сама пока не знаю. — Андреа подняла голову; в глазах у нее стояли слезы. — Но мне нужно уехать. Хотя бы на время. Подальше от этого города, от воспоминаний, от…
— От меня?
Андреа потянулась за стаканом. На вопрос она не ответила.
— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — сказала Зои. Ей вдруг показалось, что она тонет.
— Зои, послушай, может быть, это только на несколько дней, чтобы развеяться! Ничего особенного…
— Развеяться?! С мамой?!
— С собой!.. Дело не только в Гловере. Просто мне нужно изменить свою жизнь. Я приехала сюда, плохо понимая, как буду жить и чем заниматься, — и мне здесь не очень-то весело.
Зои положила вилку и закусила губу.
— Я люблю тебя, Зои! — сказала Андреа. — Но сейчас мне нужно побыть одной. Без тебя. Хорошо?
— Хорошо.
— Не сердишься?
— Что ты, Рей-Рей! Как я могу на тебя сердиться! — Она сунула в рот еще кусочек оладьи и начала жевать, не чувствуя вкуса. — Ешь лучше, остынут.
Глава 91
Подходя к палате интенсивной терапии, Тейтум чувствовал, как сердце его сжимается от беспокойства. Вчера, когда он навещал Марвина, старик был под успокоительными: смазанная речь и бледная, почти прозрачная кожа. Подробностей Тейтум не уловил, но слышал, что в рану попала инфекция, и, пожалуй, в первый раз за долгое время задумался о том, что его дед и вправду уже очень стар.
Он собирался с духом, готовясь к еще одному невеселому посещению, как вдруг из палаты донесся взрыв женского смеха. Следом раздался игривый визг, и из палаты вышла средних лет медсестра, качая головой, с широкой улыбкой на лице.
Увидев Тейтума, она остановилась.
— Вы сын Марвина Грея, правильно? — спросила она. — Ну просто вылитый он!
— На самом деле внук, — ответил Тейтум, не слишком польщенный таким замечанием.
Она покатилась со смеху.
— Ах вот оно что!.. Так я и подумала.
Грей вздохнул.
— Ему лучше?
— Я бы сказала, намного лучше! Ваш папаша еще нас всех переживет! Думаю, завтра его выпишут.
— Э-э… уверены, что не нужно оставить его в больнице на день-другой, на всякий случай?
— Знаете, молодой человек, — ответила медсестра, — мы вряд ли смогли бы его здесь удержать! — Она подмигнула ему и удалилась.
Тейтум вошел в палату. Марвин хмуро разглядывал какой-то листок бумаги. Нос у него был еще красный и распухший, но, пожалуй, выглядел он получше, чем вчера.
— Что это у тебя? — спросил Тейтум, присаживаясь на стул у постели.
— Скажи-ка мне, внучек, это семерка или единица? — поинтересовался Марвин, показывая ему листок.
— По-моему, семерка… это что, телефон медсестры?
— Не твое дело. — Марвин положил листок на тумбочку и взялся за телефон. — Кстати, будут спрашивать — всем говори, что ты мой сын. Понял? Это очень важно!
— Хорошо, буду иметь в виду. Говорят, тебя завтра выписывают?
— Давно пора, Тейтум, давно пора! Что за удовольствие торчать в этой дыре? Пить нельзя, курить нельзя…
— Ты же семь лет назад бросил.
— Да, представь, и не хотелось! Не вспоминал даже, пока мне не сказали, что здесь курить не положено. Теперь только и думаю: как я жил-то без сигарет? — Марвин постучал по экрану телефона. — Вот, читаю статью об этом твоем парне.
— Каком парне?
— О Прескотте. — И дед показал Тейтуму открытый сайт — разумеется, "Чикаго дейли газетт"!
Грей закатил глаза. Гарри Барри, как видно, собирался выдоить эту историю досуха.
— Не верь всему, что пишут в газетах.
— Парень-то оказался хитрой сволочью! Неужто вправду был патологоанатомом в полиции? И ты с ним вместе работал?
— Ну да. С виду ни за что не догадался бы.