Доказательством того, что некоторые обряды способны были произвести глубокое, подчас потрясающее впечатление, даже на людей, стоявших по уму и силе характера выше общего уровня, могут служить чувства, вызванные у Симанского обрядом воспоминания Тайной Вечери: «1820 г. марта 25. Братская трапеза в четверг страстной недели. Ничего не слышав прежде о всем действии, происходящем в оной, я поражен был неизреченным восторгом и с умилением взирал на все действия оной. Почитая себя недостойным присутствовать при сем важном обряде, где и я представлял лицо одного из тех, кои находились действительно в оной, слышали глас Спасителя своего, слова, изрекаемые самою Истиною, я приведен был в умиление и вышел из оной, подтвердя клятву всю волю мою наклонять к тем истинам, которые в сей день мне читаны были. Да поможет мне в сем Господь Бог и Его милосердие. Аминь».
Железная дисциплина в некоторых масонских системах была, поистине, достойна удивления, — таковой была она относительно охраны наиболее чтимых обрядов. Пробыв три года в тесном кругу масонов союза Великой Провинциальной ложи, Симанский, однако, не имел никакого понятия о наиболее сокровенном обряде, свершавшемся в высших степенях. Обряд этот, так строго скрываемый, не был черной мессой, в чем мы и убеждаемся из вышеприведенных слов Симанского.
В следующих словах записал Симанский в своем дневнике чувства, испытанные им при закрытии масонских собраний. «Июня 18 числа (1821 года) отбыл из С.-Петербурга в поход и по возвращении из оного работы в ложах были уже прекращены, последствием коих (?) предписано было от правительства отобрать подписки “не вступать более ни в какие тайные общества”. Таковая подписка и мной дана 29 августа 1822 года в Ропше. Со стесненным сердцем подписал я оную; подобно как нежный и благодарный сын, расставался с чадолюбивым отцом, что немало было для меня болезненно, зная из опыта, что и при всех сих вспомогательных средствах к усовершенствованию самого себя, весьма часто забывал и пренебрегал оными, по недостатку же собственного прилежного размышления и происходивших от оного внутренних работ[385]
, отнятие сих наружных, наиболее же частое общение с братьями, взаимно друг друга подкрепляющее, действительно было мне болезненно, ибо тайно предсказывало мне близкое падение и охлаждение ко всему тому, к чему одна только благость Спасителя Вселенныя удостоила меня призвать; одна только надежда на Отеческое милосердие Его, что не оставит меня совсем погибнуть, подкрепляет меня».В дневнике же худых и добрых дел Симанским отмечено под 29 августа 1822 г.: «Молился и подписал отречение от братства».