13 апреля бдительный Фомин предупредил караульного, что приказчик Мясников может скрыться, так что надо его срочно арестовать, а 17 апреля, раздосадованный бездействием властей, заявил, что все генералы — изменники и бунтовщики, в том числе и фельдмаршал Салтыков, поскольку ничего не делает по его доносу и не отправляет его в Петербург. 18 апреля Фомина снова допросили, на этот раз он объявил, что знает «настоящую измену», но прямо сейчас о ней рассказать не может, пусть его отвезут в Петербург. Обо всем этом Салтыков тоже доложил императрице.
Между тем из столицы прибыл ответ на его донесение:
Граф Петр Семенович,
Реляцию вашу о белевском купце Тимофее Фомине получа, за нужное нахожу прежде узнать о его поведении и протчих обстоятельствах тем справедливее, что, во-первых, он, вступя в первой донос, не оконча онаго, начал другой и напоследок третей. К тому и то, что доказательство свое утверждать малолетними, каковые по законам свидетельствовать ни в каком деле не могут. И для того изволите наперед взять обстоятельное известие от отца его, каких ради притчин он ево согнал с двора, а о протчих с ним вместе живущих обывателей и самой собственной вотчинной канторы, какого он до сего был поведения и каких, ежели узнать будет можно, склонностей, и что откроется, по тому основав ваше мнение, с оным и взятые известии изволите прислать ко мне. Екатерина. Апреля 17 дня 1765 года Петербург.
Указания императрицы были тут же исполнены. 21 апреля Фомин-старший дал показания, что сына со двора не прогонял, а тот сам попросил отделиться. Он вручил ему около трех тысяч рублей с условием, что при его жизни ничего больше Тимофей просить не будет, а после смерти станет наследником, поскольку он единственный сын. Вместе с тем «тому ныне лет с шесть, будучи в Белеве, от пьянства несколько в помешательстве ума своего месяца з два он находился». Это подтвердили и жена Тимофея Пелагея Ивановна, и его сестра Мавра, бывшая замужем за помещичьим крестьянином. Опрос соседей отца и соседей самого Тимофея ничего не дал: все отговаривались незнанием. 28 апреля Салтыков составил новый рапорт императрице, и 2 мая в Москве было получено ее второе распоряжение:
Граф Петр Семенович,
Я к вам писала на прошедшей неделе, каким образом поступать с доносителем Фоминым, поставя и тогда его показания за невелика основательныя, а последней его донос подтверждает сумнительство о первых и кажится, бутто бы он спешил скоряе быть наказанным. Прикажите, чтоб он написал, что он о генералитете и о вас знает, и прислал сюда. А его прикажите покрепче держать. Причина тому та есть, что есть род раскольников, которые берут на себя выдержать наказания, и для того входят в разные доносы, а особливо по праздникам, по посным дням и в протчие времена, как им покажется. В бывшей Тайной канцелярии тому примеры многие были. По первом о сей материи к вам письме, как дельсты будут о сем человеке наведыванье, надеюсь откроется, сколь все сие презрению достойно, и тогда означю жребия сего бездельника. Апреля 25, 1765.
О высочайшем распоряжении тут же известили Фомина, и сначала он согласился изложить письменно свои претензии к власть предержащим. Однако, получив бумагу и чернила, заявил, что до тех пор, пока ему не объявят, что в Петербург его посылать не велено, писать не станет, и тогда письменные принадлежности у него забрали. 3 мая в Тайную экспедицию прибыл Салтыков и самолично ознакомил упрямого доносчика с высочайшей волей. Фомин потребовал изложить ее в письменном виде, и его требование было выполнено (соответствующий документ с подписью Салтыкова сохранился в деле). После чего ему снова дали бумагу и под наблюдением уже знакомого нам чиновника экспедиции Федорова Фомин занялся письменным творчеством, но не закончил «за болезнию», сказав, что закончит, когда выздоровеет. На следующий день, 4 мая, он продолжил свою работу, но потребовал, чтобы прислали человека, который перепишет его писания набело. Это требование также было выполнено.
17 мая все бумаги отправились в Петербург, теперь оставалось ждать окончательного решения, но Фомин не успокоился и подал новый донос, на сей раз на караульного солдата, который якобы ему сказал, что «замучился» переносить в Тайную экспедицию архив ликвидированной Тайной канцелярии, а также, что сосланных в ссылку Салтыков якобы велел вернуть, а все дела пересмотреть. Допрошенный солдат все отрицал, но по приказу Салтыкова за посторонние разговоры с арестантом был наказан батогами, о чем 26 мая также было доложено императрице.
Между тем накануне судьба Фомина была решена:
Граф Петр Семенович,