Тайные безумцы Российской империи XVIII века

Уже знакомый нам капрал Яков Леонтович, чей побег из Спасо-Евфимиева монастыря вызвал ревизию содержавшихся там сумасшедших, был малороссиянином польского происхождения из Глухова. Он учился в Киеве и там переменил отцовскую фамилию Левченко на Леонтович, поскольку, по его словам, «когда в киевских школах кто станет учиться по-латине, то переменяют прозваньи». По распоряжению гетмана К. Г. Разумовского Леонтович был определен в Измайловский полк. Выйдя в 1762 году в отставку с чином капрала, он жил сперва в Москве, затем в Стародубе, потом снова в Москве и снова в Стародубе, где обращался к П. А. Румянцеву с просьбой об офицерском чине. Не получив его, Леонтович вернулся в Москву, потом поехал в Петербург и в 1767 году по ходатайству Разумовского получил должность копииста в шестом департаменте Сената, где прослужил три года, но на него снова «нашло безумство», и он опять сбежал в Глухов, подав в Сенат прошение об увольнении. После этого он некоторое время пытался получить «апшит», то есть указ об отставке, приехал в Москву, оттуда пошел пешком в Петербург, наконец получил абшит и снова в поисках службы вернулся в Москву, где «жил по знакомству сперва на московском театре у актера Григорья Базилевича[279], а после за Пречистенскими воротами у живописца Григорья Кучина, Московской губернской канцелярии у секретаря Николая Долгинцова, у сенатского протоколиста Якима Иванова и канцеляриста Жернявского и Межевой канцелярии у канцеляриста Семена Степанцова»[280]. На жизнь Леонтович зарабатывал тем, что писал за просителей челобитные в Межевую канцелярию. Новое обращение к Румянцеву ничего не дало, и тогда он сочинил некую бессвязную бумагу на имя З. Г. Чернышова, которую вручил его брату И. Г. Чернышову, а тот отправил безумца к Г. А. Потемкину, откуда он и попал в Тайную экспедицию. Все указанные выше домохозяева, где жил Леонтович, были допрошены и показали, что помимо неустроенности, которая заставляла его скитаться по стране, отставного капрала постигла еще одна неприятность — несчастная любовь. Актер Базилевич сообщил, что Леонтович «был влюблен в какую-то знатную даму», а канцелярист Степанцов — что «иногда, в то время как вспомнит свои несчастии и любовь к той девке, то плачет и делаетца так, как сумасшедшей, и говорит вздор». Жернявский же добавил к этому, что «Леонтович охотник играть на скрыпке». Сам же несчастный влюбленный о себе говорил следователям так: «Я больше за собою ничего не имею, кроме философского мечтания»[281].

Дело Леонтовича — одно из немногих, в которых безумное состояние связано с несчастной любовью. О другом деле будет рассказано позже, но обращают на себя внимание слова, которыми отставной капрал характеризовал свое состояние. В романе Д. С. Мережковского «Петр и Алексей» есть персонаж — ставший «печатного дела мастером» сын дьячка Михаил Аврамов, душевное состояние которого писатель описывает следующим образом: «От природы не глупый, даже „вострый“ малый, но, как бы раз навсегда изумленный, сбитый с толку слишком внезапным переходом от Псалтыри и Часослова к басням Овидия и Вергилия, он уже не мог прийти в себя. С чувствами и мыслями его произошло нечто, подобное родимчику, который делается у перепуганных со сна маленьких детей». Кажется, Мережковский очень тонко уловил то потрясение, которое мог испытать русский человек петровского времени, в сознание которого неожиданно хлынул целый поток новых образов, идей, представлений и повседневных практик, разрушающий привычную картину мира, основанную на религиозном сознании. К середине XVIII века важное место в этом процессе формирования нового сознания начинает играть книжная продукция с ее все расширяющимся репертуаром. К. Гинзбург в своей знаменитой книге «Сыр и черви» описывает ситуацию в Европе XVI века, когда изобретение книгопечатания расширило читательскую аудиторию и сделало общедоступным знание, которое до этого было, по сути, собственностью крайне узкого круга: «Настал конец монополии ученых на письменную культуру и монополии клириков на обсуждение религиозных вопросов»[282]. Нечто похожее, но на другом уровне, происходило и в России XVIII века, где, с одной стороны, грамотность становилась обязательной для дворянства и для выходцев из других социальных слоев, делающих карьеру на военной или статской службе, что вело к расширению читательской аудитории, а с другой, появлялась общедоступная светская, в том числе переводная, художественная, научная и философская литература.

Описанный выше случай с «начитавшимся книг» протоколистом Сергеем Поповым был далеко не единственным подобным. Приехавший в 1760 году в Москву для развода с якобы пытавшейся отравить его женой отставной капитан Иван Немтинов поселился в доме князя Матвея Алексеевича Гагарина и: