Тайные дневники Шарлотты Бронте

Было уже около полуночи. Голодная, скучающая и расстроенная, я выглянула в окно гостиной и увидела яркую луну и россыпь звезд. Внезапно меня охватило необъяснимое ощущение, и я затаила дыхание. Мне казалось, что я уже смотрела в это окно, испытывала те же эмоции. Я знала, что это невозможно; я никогда не бывала в этих комнатах. Тогда откуда взялось столь удивительное чувство? Что в моем печальном настоящем настолько сверхъестественно знакомо?

Ответ явился внезапно. Я действительно уже была заперта в таком же странном и пустынном месте, где была так же голодна и несчастна. Я точно так же стояла перед окном и смотрела на ночное небо с безнадежной тоской, мечтая, чтобы луна перенесла меня на своем луче обратно в Хауорт. Мне ясно вспомнилось, словно это было вчера: мне восемь лет, и я томлюсь в темнице под названием Школа дочерей духовенства.

В августе 1824 года, сопровождая меня в Школу дочерей духовенства в Кован-Бридж, папа не мог знать, какие ужасы ожидают нас с сестрами и какое губительное воздействие окажет на семью наше пребывание там. По всей видимости, он считал немалой удачей, что сумел наконец найти заведение, где его дочери получат образование за разумную плату. Новую школу, основанную для дочерей священников евангелической церкви, поддерживали самые выдающиеся люди страны, и плата оставалась низкой благодаря сбору средств по подписке.

Моей сестре Марии было десять лет — всего на два года старше меня. Однако благодаря своему прелестному бледному личику и облаку длинных темных волос, своей любви к учебе и семье и блестящему уму (она могла полемизировать с отцом по всем злободневным вопросам) Мария всегда казалась мне очень взрослой и мудрой и служила образцом хорошего поведения для остальных сестер. Именно семилетняя Мария сжимала меня в объятиях, когда наша мать умерла, именно она утешала меня, когда я тревожилась о будущем. Хотя тетя Бренуэлл самоотверженно покинула родной Корнуолл, чтобы позаботиться о нас, она была строгой и взыскательной женщиной. В отношении чувств маму нам заменила Мария, и я обожала ее.

Элизабет, на год старше меня, также была милой сестрой и почтительной дочерью; я любила ее и восхищалась ею. Элизабет была общительнее Марии, она обожала веселые игры, ей нравилось помогать на кухне, а ее заветной мечтой было получить в подарок красивое платье.

В ту весну мы все переболели корью и коклюшем. Поскольку Мария и Элизабет оправились первыми, они первыми же поступили в школу. Через месяц папа отвез к ним меня. Тогда я ничего не знала о школах, ни хорошего, ни плохого; знала только, что в восемь лет увижу мир за пределами родного дома, и подобная перспектива волновала меня.

Школа дочерей духовенства располагалась в сорока пяти милях от Хауорта в крошечной уединенной деревушке Кован-Бридж. В этом большом, построенном у моста каменном здании из кирпича и камня с видом на ручей и бесконечную вереницу низких лесистых холмов когда-то мастерили катушки. Его мрачная холодная утроба стала на первом этаже вместилищем просторной классной комнаты с высокими потолками, а наверху — обширного дортуара, где более пятидесяти учениц спали по двое в тесно поставленных койках.

Основатель и директор школы, знаменитый преподобный Карус Уилсон, был огромной глыбой черного мрамора с пронзительными серыми глазами под кустистыми бровями. Он появлялся в классе без предупреждения, отчего ученицы и учительницы безмолвно и почтительно вскакивали, и величественно изрекал множество критических замечаний касательно старания и внешнего вида как учительниц, так и учениц. Через несколько недель после моего приезда, к моему ужасу и к отчаянию сестер, он послал за парикмахером и остриг их длинные прекрасные волосы. Главной целью его визитов, однако, было неистовое желание преподнести очередной урок религии и морали на злобу дня.

— Предназначение этого заведения, — сурово произнес мистер Уилсон однажды, — не баловать тело и не приучать вас к роскоши и потворству; школа основана исключительно для вашего духовного развития, поскольку это путь к спасению вашей бессмертной души.

Прежде я мало размышляла о небесах или аде, но суровый подход мистера Уилсона, его ужасные посулы вечных мук оказали совершенно обратный эффект. На всю жизнь я приобрела страстное отвращение к любым религиозным доктринам, осуждающим свободу мысли или выражение чувств.