Тайные грехи (ЛП)

людей, толпившихся во французских дверях. Я позволила моим маленьким сестрам

вывести меня наружу, где родственной иерархией определялась близость к торту. Я

потерялась в себе и зависла позади всех. В действительности я не хотела торт. Меня

выворачивало наизнанку уже несколько дней, я боролась с головной болью, ощущая

болезненность в теле, однако я вынуждена была действовать так, как будто десерт имел

для меня значение.

Моя мать и отец стояли у торта, улыбаясь профессиональному фотографу. Он носил

журналистский пропуск «ЛА Таймс». Камера и близко не подходила ко мне, но я

чувствовала себя выставленной напоказ. Они захотят сделать фотографию со мной, а я не

могла. Я просто не могла. Я хотела оставаться относительно неизвестной миру, но люди

читают страницы новостей о президентстве Рейгана, Бейруте, закрытии «Студии 54»1 и

знаменитостях Голливуда. После этого, но до биржевых котировок, идут страницы из

жизни общества: свадьбы, годовщины, некрологи.

Мой отец постучал ложечкой по стеклу своего стакана с виски. Он был выше метра

восьмидесяти и выглядел во всех отношениях олигархом, которым он и являлся, с копной

темно-рыжих волос на голове. Волосы моей матери были скорее красновато-клубничного

оттенка, и она высоко держала голову, когда он был рядом. Той ночью, в частности, она

сияла немного ярче.

Гости притихли, и даже фотограф опустил свою камеру, когда папа поднял свой

виски.

— Дамы и господа, — сказал он, демонстративно обращаясь к концу зала, —

спасибо, что пришли. И, я надеюсь, вы хорошо проводите время, отмечая событие — мою

годовщину с моей прекрасной женой.

Хор звяканья усилился, в то время как больше ложек встретились с бокалами.

Я подумала: чудесный звук, им надо попробовать его в студии!

В носу защипало, и я практически заплакала, но мой отец быстро поцеловал мать и

вернулся к своей речи.

— У нас есть объявление!

— Мы хотим услышать его, Деклан!

— Слушаем! Слушаем!

— Эйлин собирается сделать меня отцом в восьмой раз!

— Отвали от неё, бога ради!

Крик из задней части вызвал громкий смех и поздравления каждого, кроме детей,

которые не понимали этого.

Кроме меня. Но ведь я не ребенок. Никогда не была им и никогда не буду.

Фотограф начал снимать снова. Папа и мама сказали, что мы должны встать позади

стола, так чтобы мы все улыбались для фотографии в завтрашней газете, но я не могла.

Я достигла своего предела. Складывалось ощущение, будто бы я гнала около ста

миль в час, и без предупреждения в дюйме от меня появилась кирпичная стена.

Этим утром я сделала тест на беременность. Я спрятала его, даже не взглянув, и

решила, что не стану думать об этом до окончания вечеринки. Притворилась, что ничего

плохого со мной не происходит, но с другой стороны, ничего плохого со мной раньше и не

случалось.

Я купила тест практически в шутку, поскольку мои месячные не были регулярными.

Но это было не смешно.

Непреодолимое стремление увидеть результат стало для меня большим грузом и

действовало, словно бомба замедленного действия. Мне нужно было спрятаться, прежде

чем осколки искромсали бы меня изнутри.

28

Моя комната была расположена примерно в трех минутах ходьбы через весь дом, и я

воспользовалась этим и побежала, скользя по мраморному полу и поправляя себя на ходу.

К тому времени, как я достигла коридора, я зарыдала. Где-то по пути в комнату я

сдалась… Всё…

О боже… о… боже… о… боже.

Я была здравомыслящим человеком. Я знала, что у меня есть варианты, и первым

шагом к их изучению было — выяснить, что происходит. Тошнота и головные боли.

Чувствительные сиськи и живот. Ощущение в основании моих бедер, что что-то

происходит. Я должна была вычеркнуть беременность из списка, чтобы я могла двигаться

к следующему варианту, однако я знала, что не могла просто вычеркнуть это дерьмо из

списка. Я просто знала.

И когда они объявили об очередной маминой беременности, я не могла больше ждать

и секунды.

Когда я добралась до своей комнаты, затаив дыхание в своем бледно-голубом платье,

я распахнула аптечный шкафчик, в который положила небольшую пластмассовую баночку.

«Если жидкость была бы одного цвета, я могла бы забыть обо всём. Если в ней

было коричневое кольцо…»

— С тобой всё в порядке?

Я развернулась в сторону голоса, доносившегося из дверного проёма, при этом

заслоняя спиной открытый шкафчик. Мой отец стоял в дверях, проталкиваясь вперед

после его бега вверх по лестнице.

— Всё нормально, — ответила я.

— Твоя мать думает, что новости дались тебе нелегко. Я сказал ей, что ты сделана из

стали, — в его улыбке сияла стопроцентная гордость.

— Я просто не то съела, что-то испорченное.