Тайные полномочия

От удара ботинком в бок Ванзарова спасла только реакция. Ванзаров успел вжаться в стену. Вскакивая, как у себя дома или с диванчика в лаборатории, Лебедев совершенно не учел тесноты. Элегантно выкинув ноги, не хуже гимнаста, он кое-как уселся, чуть не продавив спинку диванчика.

— Измучился весь в тюрьме на колесах, — заявил он. — Не знаю, как выдержу.

— Вы же мечтали о приключениях. И вот они начались, — Ванзаров бочком пробрался к креслу, переступая через преграду ног. — Могу вас утешить, дорога будет короткой. Время истекает стремительно.

— Какая мучительная, надрывная, изощренная скучища! — заявил Лебедев и уставился в черное окно. Он уже дошел до точки отчаяния.

Натура его не вмещалась не только в размеры купе. Ей было тесно в безделье. Лебедев мог работать сутки напролет, не чувствуя усталости. Стоило выдаться выходному дню или вдруг заканчивалась срочная работа, что порой случается и в полицейской службе, как он впадал в депрессию. Хуже отдыха было только ожидание. А тут они счастливо сошлись. Ванзаров запихнул его в купе за час до отправления поезда, чтобы никто из пассажиров не знал о его существовании. И не разрешил даже громко дышать. Про сигарки было велено забыть, как будто их не было. Шум не издавать, громко не сопеть и не кашлять. Дышать разрешалось, но тихо, чтобы никто не мог лишнего подслушать. В такой вот бесчеловечной обстановке ему предложили отдохнуть, набираться сил, а лучше всего — соснуть. Все его возражения и жалобы были проигнорированы. Лебедеву оставалось только бездельничать. Это было невыносимо. Чтобы занять себя хоть чем-то, он перебрал походный саквояж, наведя образцовый порядок. После чего оставалось только улечься на бок. Проделав этот хитрый фокус и кое-как сложившись пополам, Лебедев вытерпел минуты три, каждую секунду ощущая, как толчки колес отдаются в мозгу колоколом. На другом боку отдых выходил не менее чудесным. Оставалось только лечь на спину и натуральным образом глядеть в потолок. Плевать в него Аполлон Григорьевич подумал, рассчитывая испытать себя в меткости, но все-таки отказался. Все-таки не во втором классе едут. Ко всем мучениям, на которые он пошел добровольно, добавился форменный китель проводника. В запасах министерства путей сообщения не нашлось одежды подходящего размера. На Лебедева натянули то, что хоть как-то влезло. Рукава были коротки на всю длину манжет, а пуговицы не застегивались. Взглянув на себя в дверное зеркало, Аполлон Григорьевич совсем загрустил. Был он похож на двоечника-переростка, на которого жалко шить новую форму: и так дураком вырастет.

— Думайте о том, какая миссия лежит на вас.

— Какая миссия! — воскликнул Лебедев и тут же был срезан: нельзя, чтобы из купе доносился неизвестный голос. — Какая миссия… — повторил он отчаянным шепотом, — я даже не знаю, что мы ищем!

— Легче от этого вам не стало бы, — успокоил Ванзаров. — Вам еще повезло. Кое-кому еще хуже, чем вам.

Лебедев проявил первые признаки разгоравшегося интереса:

— И как там Николя?

— Ваш милый протеже успел отличиться. Для начала он умудрился обжечься о титан с кипятком. Затем чуть не расшиб лоб вагонной дверью. А напоследок перепутал направление рычага подачи тепла. И вместо того чтобы уменьшить тепло, дал его на полную катушку.

— А я думал: это мне в тужурке жарко…

— Еще бы немного, и мы получили бы полный набор сваренных заживо тел.

— Подумаешь, юноша учится, — сказал Лебедев. — У него было-то всего часа два на то, чтобы освоить премудрости проводника. А вы еще корите его. Он мальчик смышленый, справится.

— Да, если не упадет под колеса или не выкинет еще какой-нибудь номер. Это все ваша школа.

— Что есть, то есть! — согласился Аполлон Григорьевич с крайне довольным видом. — В сыскной службе ему все пригодится… Благодаря вам я стал понимать канареек в клетке. Еще немного сидения взаперти, и я начну издавать трели…

— Хотите, закажу для вас что-нибудь в вагоне-ресторане? Из Курочкина вышел отличный официант…

— Скорей бы уже все кончилось. Как ваши интриги? Сплели сети? Какой улов?

— Пока только мелкая рыбешка, — ответил Ванзаров. — Крупная ходит кругами, но скоро клюнет. Так что вам…

Лебедев вдруг сделал резкий жест, требуя молчания. Что привлекло его внимание, было неясно. Стук колес заглушал звуки.

— Если мне не изменяет память, такой хлопок очень похож на звук выстрела…

Ванзарова не надо было убеждать. Перепрыгнув через торчащие ноги в обратную сторону, он выскочил в коридор. Двери купе были закрыты. Он втянул ноздрями воздух. Тонкий след порохового дыма ощущался явно. Из дальнего конца вагона послышался приглушенный стон. Кто-то звал на помощь. Ванзаров пошел вдоль дверей, замирая и прислушиваясь. Пока ему попадался только здоровый храп. Купе Бутовского, Урусова, Дюпре и Граве остались позади. У Немурова было тихо.

Стон раздался отчетливо. Дверь купе Женечки была плотно закрыта. И ничем не отличалась от других. Только в соседней просвечивало небольшое отверстие с равными краями. Щепка дверного полотна торчала не хуже указательной стрелки. Стучать было глупо. Он дернул ручку.