Тайные полномочия

Лидваль лежал, повернувшись лицом к спинке диванчика. Из-за жары он накрылся одной простыней. На белом полотне, повторявшем контуры его тела, виднелось красное пятнышко. Место его было столь выпукло и оригинально, что сразу бросалось в глаза. Тем более атлет спал со светом. Он тонко и мучительно застонал.

— Боже, какая нестерпимая боль…

— Лежите тихо, и я подарю вам жизнь.

Нельзя было смеяться в такой момент, по-своему трагический. Рана от выстрела не повод для шуток, где бы она ни оказалась.

— Я умираю… — простонал Лидваль.

— Обязательно умрете. Лет через пятьдесят — наверняка. А сейчас не шевелитесь.

Ванзаров дернул ус и выглянул в коридор. Как и следовало ожидать, незапертый Лебедев чуть не целиком маячил вдалеке. На призывный взмах он так резво пошел, словно готовился к забегам в Афинах. Проскочив спящие купе легким ветерком, Аполлон Григорьевич нырнул в открытый проем. Ему хватило одного взгляда.

— Какая трагедия! — проговорил он патетическим шепотом. — Ради этого стоило не спать ночь.

Лидваль кое-как обернулся.

— Доктор, сколько мне осталось? Это конец?

— Это начало, друг мой, — сказал Лебедев, несильно отталкивая Ванзарова. — Поверьте, я буду бороться за вашу жизнь, как за свою.

— Позвольте, но ведь вы же проводник… Как же…

— Не волнуйтесь! У меня папенька был сельским фельдшером. Разрежем так, что и не почувствуете:

Настроение Лебедева пылало буйным цветом. Давно ему не попадался столь лакомый кусочек. Довести раненого до края отчаяния, чтобы потом одним щелчком вернуть к жизни — хоть какое развлечение для великого ума в дорожной скуке. Этот ум следовало немного приструнить. Поманив, Ванзаров нашептал строгий приказ: веселье урезонить, пульку вынуть, раненого перевязать. И сразу назад в купе. Лебедев обещал исполнить все в точности, но ставку на это делать не стоило. Его характер требовал разрядки. Лидваля можно было пожалеть дважды.

— О, какая, боль! — взялся снова стонать он. — Что теперь со мной будет?

— Не хочу вас пугать… — начал Лебедев хорошо поставленным голосом трагического старца, — … но с бегом можете распрощаться.

— Как распрощаться?! — Лидваль попытался перевернуться, но его вдавили в диванчик, посоветовав не шевелиться.

— Ну, на ближайшую неделю-две наверняка. В остальном вскрытие покажет.

— Как вскрытие! — Лидваль застонал жалобно и нежно. — Я же еще жив!

— Это ненадолго… Не вертитесь, хуже будет… — Лебедев показал, что в сыскной полиции нет нужды. Ванзаров принял это как неизбежное. Куда более важные дела требовали его.

Сначала он заглянул в каморку, что жалась к тамбуру. Юный проводник спал, и сон его был тревожен. На лбу сиял свежий синяк. Рука была кое-как обмотана тряпицей, а сам он завалился на приставной столик.

— Проводник!

Николя подскочил так резво, словно притворялся спящим. Он выпучил глаза и не совсем понимал, где он и что с ним. Ванзаров доходчиво объяснил:

— Вам было приказано контролировать коридор. А вы что?

— Что я? — переспросил Николя, на щеке которого горел след от края стола.

— А вы…

Проводник был так искренно несчастен своим проступком, что Ванзаров не нашел в себе сил распекать виновного.

— Гривцов, мы не в игрушки играем. Прошу вас собраться с силам. Я понимаю, как вы устали, но заменить вас некем. От вас требуется только одно: неусыпное внимание. Продержитесь сутки…

Стало так стыдно, что Николя готов был залезть в кипящий титан. Вот прямо так бы и прыгнуть.

— Простите, Родион Георгиевич, это больше не повторится…

— Берегите себя: не обожгите какую-нибудь нужную для сыска часть тела. Голову я пока в расчет не беру…

5

Липа открыла так быстро, будто стояла за дверью. Она смотрела Ванзарову в глаза не отрываясь, словно вежливо не замечала что-то неприличное в его одежде. Ванзаров не смог ответить достойно. Взгляд манила прозрачная накидка с широкими рукавами поверх ночной сорочки столь тонкого шелка, что материя скрывала в блестящих складках значительно меньше, чем показывала.

— Время для визитов довольно позднее, — сказал она.

Ванзаров согласно кивнул.

— Предпочитаю бывать как можно раньше… Как у вас прохладно в купе.

— Не замечала. Может быть.

— Проводник натопил немилосердно, вы окно открыли. Что тут такого.

— Я не открывала окно, — повторила Липа и поймала разлетавшиеся полы накидки. — Мне холодно, я хочу спать. До обеда больше делать нечего.

— Вы слышали хлопок?

— Какой хлопок? — быстро переспросила она.

Ванзаров выдул щеками звук, как от лопнувшего шарика.

— Издают маленькие револьверы, которые так удобно хранить в дамской сумочке.

— У меня нет сумочки, если вы заметили… И прошу вас оставить меня в покое. Это раннее пробуждение было чудовищно. Если бы не моя вера в олимпийскую идею, разодрала лицо хаму, что явился посреди ночи за мной. Это так похоже на Рибера: устроить всем внезапное счастье, а самому не явиться на поезд.

— У него были веские причины.

— Ох, знаю эти причины! — Липа недовольно взмахнула рукавом. — Великая денежная реформа. Витте не может без него обойтись ни дня! Как это мило!

— Причина совсем иная: его убили.