Тайные полномочия

— Не шевелись, — сказал она так просто, словно просила передать сахар, после чего предложила проводнику отправиться куда подальше. Николя только немного отступил к тамбуру, про него и забыли.

— Все сюда! — крикнула Липа, вставая так, чтобы смотреть в лицо Женечки. Та покорно жалась к ледяному ободу окна. — Ко мне! Сейчас!

Немуров выглянул из купе и сразу скрылся. Лидваль с костылем немного замешкался. Урусов и Дюпре вышли из соседних купе и остались стоять рядышком. Граве присоединился к ним.

Липа сочла собрание полным.

— Господа! Сейчас все решится! На ваших глазах эта мерзавка признается в том, что сделала. Будьте свидетелями ее признания, чтобы она не смогла отвертеться. Говори! При всех говори! Ну!

Лезвие осторожно, чтобы не поспешить, тронуло шею и отступило. Тонкая полоска красным росчерком осталась на коже.

— Долго терпеть не буду, ты меня знаешь, — сказала Липа, сжимая рукоятку и чувствуя, как скользит в ладони полировка. — Мне уже все равно. Одно движение, и тебе конец. Ты же любишь свою дурацкую жизнь? Вот и спаси ее, ты можешь. Себя ты любишь, а его не любила. Совсем не любила. Пусть тебя утешает, что и он не любил тебя. Это чувство было взаимно. Говори, терпение мое кончается… Да и спать хочется…

Женечка упрямо не закрывала глаза.

— Что вы хотите от меня? — спросила она.

— Только признайся в том, что натворила. Расскажи, как убила Григория Ивановича своими чистенькими ручками.

— Я не убивала его, — сказал Женечка внешне невозмутимо.

— Врешь! — закричала Липа. — Не смей врать! Перед смертью врать нельзя! Я твоя смерть, и я — твоя жизнь. Выбирай. Правду говори! Пусть все слышат.

— Делайте, что хотите, мне все рано, — и Женечка закрыла глаза, готовясь к концу.

Липа растерялась, но тут же перевернула так, чтобы кончик лезвия расчетливо уперся в шейную яму. Было очень больно. Женечка застонала. Но не шелохнулась.

— Правду! Будет еще больнее! Ну!

— Посмотри на меня…

Голос был слишком близко. Липа перевела взгляд. Немуров стоял на расстоянии шага. Ружье целилось прямо ей в переносицу. Она увидела два черных отверстия, холодных и пустых, как глаза кобры. Глаза смотрели на нее не мигая, от Немурова пахло ружейным маслом. Отражения дневного света блестели на стволах с инкрустацией. Но Липа видела только две дырки дула.

— Отведи нож, — сказал Немуров.

Теперь она заметила другую пару немигающих глаз. Они целились в нее и готовы были спустить кобру. Липе почему-то стало казаться, что это настоящая змея, только на ошейнике.

— Что? — спросила Липа, выдавая свою слабость и растерянность.

— Медленно отведи нож… Если хоть пальцем шевельнешь, снесу тебе голову. С такого расстояния от твоей красивой головки не останется даже ошметков. Обещаю тебе. А мозги твои, что Женечку могут забрызгать, мы смоем… Делай, что велю. Без шуток.

Она почувствовала, как рука не вовремя стала мягкой и легкой, такое с ней порой бывало и раньше. Тогда она переставала ощущать тело, расплываясь в радости. Но это так не вовремя. Липе нужна была помощь. Она обернулась, ища ее от безнадежности. Лишь бы не смотреть в глаза кобре.

— Господин Немуров… — Ванзаров медленно сделал шаг.

— Не подходи! Спущу курок!

Ванзаров остановился так, что ствол теперь оказался рядом с его плечом.

— Я не причиню зла Женечке, — медленно проговорил он. — Я не позволю волоску упасть с ее головы… Она в полной безопасности. Верьте мне, я ваш друг…

Немуров оторвался от мушки.

— Друг? — еще спросил он.

Липа только успела заметить, что кобра на нее не смотрит, а смотрит уже в потолок. После чего ружье проделало кульбит, а за ним и Немуров, словно они были одним целым. Стрелок упал к ее ногам, звонко стукнувшись лбом и отчаянно охнув. Липа больше не могла держать нож, ставший чугунным. Рука сама опустилась.

Легонько придавив корчившегося на полу Немурова, Ванзаров вырвал у него оружие.

— Рад, что вам хватило ума не забивать патроны, — сказал он, осматривая дуло. — Для полной убедительности могли бы курки взвести. Будьте добры, ножик… — Лезвие само выскользнуло из ослабевших пальцев.

— Подлые у вас приемчики… — Немуров тяжело поднимался, растирая ушибленное предплечье.

— Каков прием, выбирает противник, — ответил Ванзаров. — У нас выбора нет.

— Верните ружье, это спортивная амуниция…

— Верну в обмен на патроны.

— Еще чего. Не дождетесь…

— Тогда получите свою амуницию в Афинах.

— Нет! Я не согласен.

Спорить Ванзаров не собирался. Ружье он закинул на плечо дулом вниз.