Тайные пороки

Лохматый старик заурчал еще громче и, не прекращая урчания, начал выписывать какие-то странные движения торчащим вверх острым задом.

— Завтра, как стемнеет, на цепь посажу, сторожить мост, — хохотнула госпожа Май, обращаясь к невозмутимому поводырю и освобождая свой замусоленный ботинок из пасти безумного нищего.

Внезапно коленопреклоненный старик выпрямил спину, задрал острую мордочку с жидкой бороденкой к небу, сложил ладони на груди и противно завыл:

— У-у-у! А-а-а!

— Кинь ему кость, — велела госпожа Май господину Либиду.

Тот, казалось, только и ждал этого повеления. Он вынул из кармана коричневый пакет и бросил его к коленям безумного старика. Тот перестал выть, схватил обеими руками подачку, разорвал плотную бумагу зубами, выплюнул бумажные лохмотья и стал с яростным чавканьем пожирать гнутую палку колбасы.

Госпожа Май со зловещей улыбкой с минуту смотрела на отвратительную картину, затем шагнула к элегантному пастырю гнусного старика и властно распорядилась:

— Фильку сегодня более не кормить.

— Будет исполнено, госпожа. — Любезный красавец поклонился.

— Завтра утром купить для него собаку. Сучку породы пудель.

— Самые дешевые — в питомнике Франца Крюгге, — предупредительно ответил поводырь.

— Там и купите, — отрезала Ольга. — Еще вопросы есть?

— Нет, многоуважаемая Ольга Леопольдовна!

Глава 7

Помощник дознавателя Лев Милеевич Лапочкин прибыл в меблированные комнаты вдовы Будановой в полной уверенности, что беседа с несчастной невестой покойного Ардалиона Хрянова даст материал для быстрого и успешного раскрытия необычного убийства латиниста. Однако на пути к невесте оказалось препятствие: возле худосочного консьержа стояла плотная дама с могучими бедрами и необъятной грудью. Отсутствие талии, короткая шея и низенький рост делали ее похожей на кубышку, правда, кубышку, затянутую в черное платье с кокетливыми воланами и рюшечками. В темных, с проседью волосах — кружевная наколка. Рядом с ней топтался парнишка в синей суконной гимнастерке, без пояса. Черты лица его: тонкогубый рот, нос уточкой, близко поставленные глаза — не оставляли сомнения, что он сын плотной дамы, так велико было сходство. Тут же громадный дворник цепкой лапищей придерживал за рукав субтильного господина в расстегнутой шубе, во фраке, из кармана которого торчал потрепанный розан.

— К кому изволите направляться? — сурово спросил консьерж, преграждая дорогу Лапочкину.

Помощник дознавателя пробуравил глазками физиономию служителя.

— Мне необходимо повидаться с мадемуазель Толмазовой, — заявил он властно.

Наступила многозначительная тишина.

— Слышь, Тихоныч, — хрипло сказала дама. — Держи и этого. А ты, Митька, ноги в руки и бегом за полицией.

Фамильярность обращения и уверенный тон свидетельствовали, что толстушка — сама хозяйка меблирашек, госпожа Буданова.

Консьерж вцепился в локоть Лапочкина, но мальчишка с места не двинулся.

— Сынок, — ласковее попросила хозяйка, — сам видишь, дело подозрительное. Надо звать на помощь.

Лапочкин, и не пытаясь вырваться, отыскал взором заплывшие очи грозной хозяйки меблирашек, и морщинки на его лице задвигались, порождая приятную улыбку.

— Сударыня, — галантно произнес он, неловко шаркая ногой по половику, — не зовите полицию. Она уже здесь.

Он протянул госпоже Будановой визитку — и та, внимательно ее изучив, вернула без всяких извинений.

— Тихоныч, отпусти, — велела она и всем торсом развернулась к помощнику дознавателя. — А вы, милостивый государь, по личному делу пожаловали к несчастной невесте или по служебному?

— Вообще-то вопросы привык задавать я, — мягчайшим тоном сообщил Лапочкин. — И они у меня есть. Я хочу видеть мадемуазель Толмазову. Где она?

— Мадемуазель поехала в Пассаж, — осторожно ответила Буданова. — Вот и мой сын подтвердит. Он помогал ей поймать извозчика. Митя, я правильно говорю?

— Правильно, — ломающимся басом заявил подросток.

— И мадемуазель все еще не возвращалась? — Лапочкин строго взглянул на консьержа.

— Нет, господин дознаватель, — щелкнул каблуками старик. — Пусть бедняжка развеется. Выставка — место безобидное, а гулять там можно хоть до одиннадцати вечера.

— Ясно, — кивнул Лапочкин и с интересом воззрился на дворника, который не отпускал рукав своей жертвы. — А вы, сударыня, с какой целью ограничиваете свободу приличного человека с помощью дворника?

Когда кто-то называл Льва Милеевича не помощником дознавателя, а дознавателем, это его так волновало, что он невольно начинал выражаться более солидно и интеллигентно, а потому в речи его появлялось много лишних слов.