Тайные страсти. Книга 2

– Что вы, мадам, – протестующе помахал рукой месье Дешан, – надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу вам, что мужчины, интересные женщинам, весьма редко бывают, интересны другим мужчинам. И это, в принципе, легко объяснить, если различать любовь и гуманизм.

– Я вас не совсем понимаю…

– А всё достаточно просто, только я, для примера, возьму не любовь женщины к мужчине, а любовь мужчины к женщине, поскольку этот предмет мне больше знаком. Так вот, для мужчин любовь к женщине – это любовь к её игривости и изяществу, блеску обаятельности, тонкому аромату элегантности – короче, ко всему тому, что создаёт из самки женщину. Именно это и называется Любовью с большой буквы, любовью, в подлинном значении этого прекрасного слова. Все остальные качества женщин, которые не являются уникальными, а потому могут присутствовать и в мужчинах, тоже можно ценить и почитать; но это уже будет не любовь к женщине, именно как к женщине, а любовь к ней, как к человеку. Ну, а любовь к человеку я и назвал гуманизмом.

– Всё это очень интересно, – произнесла Мария Алехандра, с восхищением вглядываясь в голубые глаза своего собеседника, – но вы почему-то кажетесь мне и женолюбом и женоненавистником одновременно.

– Я уже поражался вашей проницательности, мадам Фонсека, и теперь вынужден сделать это ещё раз, – учтиво склонил голову старый француз. – Но, действительно, и за лучшие годы своей жизни я благодарен женщинам; и за худшие, не устаю их проклинать.

– Вам изменили? – мгновенно догадалась Мария Алехандра.

– Увы. Причём я заранее это знал и чувствовал, поскольку на этот счёт имеется одна безошибочная примета – когда женщина готовится изменить своему возлюбленному, она начинает преувеличивать его недостатки и оплошности, которых прежде просто не замечала. Но, увы, увы, мне так хотелось считать её порядочной женщиной – а в моём представлении порядочной является не та женщина, у которой нет любовников, а та, которой можно доверять – что я закрывал на всё глаза до самого последнего момента. Мужчины, в отличие от женщин, просто не видят сложностей там, где их нет – и в этом наша главная и сила и слабость одновременно. Но всё кончилось, как нельзя более банально, хотя от этой своей банальности и не менее обидно – меня просто отвергли, предпочтя другого. И хотя я понял, почему не смог сохранить любимую женщину, это послужило мне слишком слабым утешением.

– Ну и что же вы поняли?

– Она меня бросила потому, что я слишком многое ей прощал!

«О, Боже, а ведь именно поэтому я так долго металась между Камило и Себастьяном, что и тот и другой готовы были простить мне всё, что угодно. Может быть, потому я и предпочла Себастьяна, что до сих пор не простила ему той ночи, в то время как перед Камило, сама была во многом виновата?»

Когда заиграла музыка, они даже потанцевали под мелодию «Санта Лючии», причём, месье Дешан негромко напевал слова этой изумительной песни, тут же переводя их на испанский, и при этом смотрел на неё так, словно этими словами признавался ей в любви.

«О, прекрасная моя!

Расстаться с тобой невозможно,

И не любить тебя нельзя…»

Потом он расплатился по счёту и довёз её до самого пансиона.

– Я ещё надеюсь встретить вас в Люксембургском саду, но вот вам, на всякий случай, моя визитная карточка, – сказал он, целуя ей руку.

– Благодарю вас за этот прекрасный вечер, – повинуясь внезапному порыву, сказала Мария Алехандра и поцеловала его в щёку. – Никогда в жизни у меня ещё не было такого интересного собеседника.

– Что вы, мадам, это я был настолько увлечён беседой с вами, что даже забыл спросить – это не о вас писала сегодняшняя «Котидьен де Пари»?

Они находились уже прямо под окнами пансиона, и Мария Алехандра, боясь, что её заметят Себастьян или мадам Буве, лишь кивнула головой и поспешно побежала в подъезд, хотя Дешан попытался её остановить:

– Минуту, одну минуту, мадам!

Но она лишь послала ему воздушный поцелуй, приложила палец к губам и скрылась за дверью.

Благодаря этому необычному знакомству, за весь вечер она так и не смогла решить – стоит ли рассказывать Себастьяну о сегодняшнем покушении; тем более, что тот странный юноша был весьма похож на полупомешанного наркомана. Ночью всё опять было так прекрасно, что не хотелось ни тревожиться, ни думать о завтрашнем дне; а утром пришла телеграмма от Алехандры.

«Мама, папа, вылетаем рейсом номер 307 Богота-Париж, встречайте в аэропорту Орли. Алехандра, Фернандо.»

– Вот сумасшедшая девчонка! – в сердцах сказала Мария Алехандра, едва сдерживая радость от мысли увидеть сегодня дочь. – Хоть бы позвонила заранее!

Теперь, прочитав телеграмму от Алехандры, она уже точно знала, что ничего не расскажет Себастьяну, чтобы он не настаивал на немедленном отъезде из Парижа, испортив дочери все каникулы. И этот её беззаботно-радостный вид настолько его обманул, что он и сам счёл свои тревоги излишними и успокоился. Его успокоенность едва не стоила им обоим жизни.