Получив от Икрама-ходжи изрядную сумму за операцию по изъятию клинка, Гасанов возвращался в Бухару. Настроен он был отлично. Все обошлось гладко, лучше, чем он ожидал, а сумма, полученная от старика, намного превышала обычную оплату. Гасанов спокойно вел машину и мурлыкал себе под нос что-то веселое. Вдруг дорога впереди посветлела: Гасанов догадался, что его нагоняла машина. Водитель этой машины то включал, то выключал свет – и циферблаты на приборном щитке «Москвича» то вспыхивали, то гасли. Скоро раздались два коротких гудка. Гасанов определил по сигналу, что его нагоняет «Победа» и просит уступить дорогу.
Пусть обгонит! Гасанову некуда спешить. Он сбавил газ и свернул к обочине. «Победа» шурша пролетела мимо, подняв густые клубы пыли, и вскоре два красных огонька ее стоп-сигналов исчезли.
Гасанов продолжал ехать полегоньку, пока не улеглась пыль, а потом набрал прежнюю скорость.
Впереди замаячили два огонька: это задний свет той же «Победы». Чего же она тянется, как арба, и никак не оторвется от «Москвича»?
Гасанов ослабил нажим ноги на педаль акселератора, но огоньки почему-то не удалялись, а приближались. Неужели «Победа» застряла?
По сторонам замелькали деревья шелковиц с шарообразными кронами, и в полосе света фар мелькнули перила моста через арык. Потом обрисовался весь мост и стоящая на нем автомашина. Это «Победа». Она застопорила. Гасанов посигналил и увидел шофера чужой машины. Он возился у откинутого капота.
«Этого еще не хватало! – с досадой подумал Гасанов и метрах в пятнадцати от моста остановил свой «Москвич». – Надо сходить узнать, что с ними приключилось».
В это время задние дверцы «Победы» распахнулись, и из машины вышли двое военных. Быстрыми шагами они направились к «Москвичу».
Гасанов смотрел на них, точно завороженный, и почти не дышал.
Военные подошли к «Москвичу» с обеих сторон. Тот, что слева, открыл дверцу и низким голосом приказал:
– Подвиньтесь!
Гасанов безропотно выполнил команду и уступил свое место.
Неизвестный сел за баранку, а его товарищ расположился на заднем сиденье.
Гасанов не рискнул ни протестовать, ни даже спросить, с кем он имеет дело и чем можно объяснить такую бесцеремонность со стороны офицеров.
Захлопнулись дверцы, и заурчал включенный мотор. «Москвич» тронулся вперед, у самого моста развернулся и покатил обратно в Токанд. За ним последовала «Победа». Теперь она уже не просила уступить дорогу, а покорно пробивалась через облако пыли, вздымаемое «Москвичом».
У Гасанова хватило все же сообразительности понять и должным образом оценить происшедшее. Немного погодя он оправился от столбняка, в который было впал вначале, поерзал на месте и уселся поудобнее.
Нужно было раскинуть мозгами. Интересно, что они знают. И что послужило причиной? Неужели завалился старый Икрам? Быть не может!
Такого волка голыми руками не возьмешь. Нет, тут что-то другое. А что же? Спекулятивные махинации? Но причем здесь эти фуражки? Они, насколько ему известно, никакого отношения к милиции не имеют.
Странно. Очень странно… Плохо и то, что он не знает, сколько в его кармане денег. Дурак! Даже не пересчитал. Впрочем, деньги ерунда. Под сиденьем хранится радиостанция и закодированная, не переданная еще радиограмма. Вот это совсем серьезно. Но теряться не следует. Может быть, еще не все шансы потеряны…
Чтобы вернуть утраченную храбрость и укрепить ослабевший дух, Гасанов попробовал даже просвистать тот самый веселый мотивчик, который привязался к нему с утра.
Его спутник слева повернул голову и низким голосом бросил:
– Не нервничайте!
Гасанов угодливо улыбнулся и умолк.
Икрам-ходжа лежал на пухлом ворохе одеял и подушек в первой комнате. Все-таки на полу привычнее и куда лучше, чем на кровати.
Рядом стоял низенький столик, а на нем – фарфоровый чайник.
Старик ворочался с боку на бок, вздыхал. Ему не спалось. Мысль о тайнике того крупного разведчика, о котором говорил Наруз, не давала ему покоя и отгоняла прочь сон. Почему Наруз Ахмед не привлек его к поискам тайника? Вдруг там кроме бумаг хранится кое-что и еще? Тайники бывают разные. Разведчики – тоже. Надо полагать, что этот важный господин не зевал на земле Туркестана и не забывал своих интересов…
Старику казалось, что его несправедливо обошли, и от этого на сердце накипала горькая обида. В самом деле: где же правда? Не будь его, да разве Наруз Ахмед добрался бы до тайнописи на клинке? Никогда.
И где бы он нашел такого артиста, как Гасанов?
Часы на стене хрипло пробили два раза. Икрам-ходжа вздохнул.
Сутки канули в вечность. Уже прошло два часа новых суток. И с каждым часом все укорачивается жизненный путь старого Икрама, все ближе подвигается он к могиле. Очень обидно! Но аллах велик, мудр, всемогущ и знает, что делает. Авось он забудет об Икраме и продлит его дни на этом свете, ну хоть бы годков на десять.
Икрам-ходжа приподнялся на локте, протянул жирную обнаженную руку к столику и нащупал на нем чайник. Он поднес его ко рту, отпил несколько глотков, поморщился и сплюнул. Крепко!