На стук никто не отозвался. Родэ постучал вторично – тишина. На третий удар отозвался женский голос:
– Кто там?
– «Лейпциг»… – хрипловатым, надтреснутым голосом ответил Родэ.
…Не более как через минуту в доме раздались один за другим четыре глухих выстрела, – будто кто-то ударил несколько раз палкой по тугому матрацу, а еще через минуту показались Тризна и Грязнов.
Не торопясь, они прошли некоторое расстояние по тротуару, а потом разошлись в разные стороны.
16
Юргенс встал с постели, как обычно, в девять утра и занялся гимнастикой. Он любил твердый распорядок дня. Даже война и тревожные события, с ней связанные, не изменили его привычек. Служитель никогда не спрашивал, что ему делать сегодня, завтра, через неделю… Он знал свои обязанности, как таблицу умножения, и выполнял их абсолютно точно.
В столовой ожидал завтрак. Юргенс уже хотел сесть за стол, как вдруг его внимание привлек необычный шум на улице. Он подошел к окну и раздвинул шелковые занавески. Солдаты, наводнившие мостовую и тротуары, брели без всякого порядка. На голове у многих были пилотки, обвязанные сверху женскими платками, шапки-треухи, фетровые шляпы; поверх шинелей – фуфайки, овчинные полушубки, штатские, простого покроя пальто; на ногах – валенки, сапоги, ботинки, а у одиночек даже веревочные или лыковые лапти. Изредка мелькали офицерские фуражки.
– Какая гадость! – процедил сквозь зубы Юргенс, задернул занавески и подошел к телефону.
Начальник гарнизона охотно удовлетворил любопытство Юргенса. Он объяснил, что в город прибыли на кратковременный отдых и переформирование остатки разбитой немецкой дивизии, вырвавшейся из окружения.
Через полчаса в передней раздался звонок, и служитель ввел в кабинет посетителя. Юргенс чуть не вскрикнул от удивления: перед ним стоял его родственник подполковник Ашингер. Он был одет в куцый, изодранный пиджак. Сквозь дыры в брюках просвечивало грязное белье, на ногах болтались большие эрзац-валенки. Небритый, с лицом землистого цвета и впалыми щеками, он ничем не напоминал того вылощенного, развязного офицера, каким видел его Юргенс в последний раз.
– Что за маскарад? – спросил Юргенс, хотя он уже догадался о происшедшем.
Ашингер молча добрался до кресла, бросился в него и, уронив голову на руки, заплакал, неестественно подергивая плечами.
– Этого еще не хватало! – с досадой сказал Юргенс, выходя из-за стола.
– Не могу… не могу… Какой позор! – выдавил из себя подполковник, захлебываясь слезами и по-мальчишески шмыгая носом.
– Что за шутовской наряд?
– Если бы не он, я едва ли остался бы жив, – И Ашингер изложил подробности разгрома дивизии.
– Но нельзя же доводить себя до такого состояния! – укоризненно покачал головой Юргенс.
– Тебе хорошо говорить! – возразил Ашингер. – А я бы хотел видеть твое состояние после того ада, в котором мы находились!
– Хм, – фыркнул Юргенс, – с русскими я познакомился немного раньше тебя, мой дорогой…
– Но если я не ошибаюсь, ты в первом же бою поднял руки и сдался в плен?
– Так надо было… – немного смутившись, ответил Юргенс. – Ванну подполковнику. Быстро! – обратился он к вошедшему служителю.
Ванна оказала благотворное влияние на Ашингера, а бокал вина окончательно привел его в равновесие, и он начал довольно спокойно рассказывать о пережитом.
После третьего бокала подполковник уже с трудом выражал свои мысли; он встал, нервно прошелся по комнате и, чувствуя себя неловко в плохо сидящем на нем штатском платье, опять сел за стол. По его мнению, не надо было связываться с Россией: не надо было лезть в это пекло.
Юргенс пристально посмотрел на подполковника:
– Последнее время тебе стоит только открыть рот, и ты обязательно скажешь какую-нибудь глупость.
– Это не глупость…
– Глупость! У нас еще есть сильнейшее секретное оружие…
– В существование которого ты и сам не веришь! – рассмеялся Ашингер.
Юргенс закусил губу и ничего не сказал. Ему было досадно, что Ашингер говорит то, что он сам думает и чувствует. Ашингер же доказывал, что дело не в оружии, а в том, что к войне с Россией Германия плохо подготовилась. В семидесятом году, перед франко-прусской войной, начальник немецкой полиции Штибер разместил по всей Франции до тридцати тысяч своих людей, преимущественно среди сельского населения. Только по кафе и ресторанам у него насчитывалось девять тысяч женщин-агентов. К началу войны четырнадцатого года в одних гостиницах Парижа немцы имели около сорока тысяч разведчиков, а в России на Германию работало большинство живущих в ней немцев, которых насчитывалось в то время более двух миллионов. А с чем пришли немцы к этой войне? Что они имели в России? И можно ли назвать это хорошей разведывательной сетью? Большевики своевременно нанесли ловкий удар по гитлеровским кадрам. Это не Западная Европа. Там шпионы проникли в армию, в промышленность, в правительство, завладели газетами, стали хозяевами радио.
За окном послышался далекий гул моторов. Шло, видимо, большое соединение бомбардировщиков.
– Не наши, – заметил Юргенс, подойдя к окну и вслушиваясь.
Ашингер побледнел.
Юргенс отошел от окна и рассмеялся.