— А в чем тогда смысл вообще под землю лезть? — резонно заметила Светлана. — Проще сразу в Кыштым рвануть. У меня там знакомая живет.
— Если судьба вам до капища Куль-Отыра дойти, так вас еще до Сугомака кто надо в подземельях встретит и приветит, — пояснил колдун. — Уж поверьте. А если нет… То либо у знакомой твоей почаевничаете, либо вообще света белого более не увидите. Там — не тут. Там, под горами, другой мир, уж простите старого за слова громкие. Чем быстрее это поймете, тем больше шансов на то, что живыми вернетесь, однако.
— А может, с нами? — предложила ему Метельская. — Геннадий Мефодьевич, а? Компанией-то и батьку веселее бить.
— Я свое под камнями отбродил, — сразу же отказался старик. — Будет. Годы мои не те, нервы опять же… Мне бы вот поесть чего. Лучше — жидкого да горяченького. Поджелудочная у меня барахлит, робяты. Возраст, мать его ети. А силы нет, забрала Синюшка ее и не отдает, как ни просил. Вот, только хлебовом да травками и спасаюсь.
Светлана глянула на него с жалостью, вздохнула, а километров через двадцать направила машину к небольшому зданию со стеклянными окнами, на котором красовалась вывеска с забавным поваром в колпаке и надписью «10 км».
— Ладно, — ответила она на мой невысказанный вопрос. — Чего тут ехать-то осталось? Пусть поест. Да и нам не помешает подзаправиться, дела на сегодня еще не кончились.
Выбор блюд в кафе оказался более чем достойный, а цены, скажем прямо, после московских казались ну очень низкими. У нас на какой-нибудь Минке за одного отдашь больше, чем я тут за троих заплатил. И не факт, что тебе там подадут вот такую солянку и вот такие огромные и вкуснющие котлеты. Про жареные пирожки я уж и не говорю.
— Куда вы все спешите? — возмутился колдун, когда мы со Светкой прикончили свои порции и уставились на него, неторопливо хлебавшего деревянной ложкой, которую он достал из кармана, куриный бульон с гренками. — Трапеза спешки не любит. Идите лучше вон, воздухом подышите, коли поснидали. Нечего на меня глазеть, однако.
В принципе в его предложении имелся смысл, нам было что с оперативницей обсудить.
— Веришь ему? — это был первый вопрос, который я ей задал, только выйдя из здания.
— Странно прозвучит, но верю, — ответила Метельская, садясь на скамейку, стоявшую рядом с кафе, и доставая из сумочки пачку сигарет. — Что уставился? Да, иногда могу подымить под настроение. Сейчас оно есть.
— Дело твое, — плюхнулся я рядом с ней. — Возвращаясь к нашим баранам — ну вот не понимаю эти все его: «Вас там встретят и приветят». Кто, когда, как? Конкретика где? Ее нет. Мы, условно говоря, имеем точку входа и гипотетическую точку выхода, при этом ни малейших намеков на основную цель у нас нет. Вот, предположим, мы спустились вниз. Темнота, камни вокруг, пахнет сыростью, светят фонарики. И что дальше? Куда идти? Тупо прямо, забирая восточнее?
— Нет, так все верно, все правильно, — пыхнув дымком и глядя на солнце, клонящееся к закату, согласилась со мной спутница. — Точка А, точка Б… Все должно быть разумно, прагматично, рационально. Но вот какая штука, Максим: тут не Москва. Нет-нет, я понимаю, что мы тебя все этим уже задрали, но в данном случае реальность именно такова. У нас тут все работает немного по-другому, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул я. — Но железный принцип, гласящий, что у любого пути есть конечная точка, называющаяся «результат», одинаково работает везде.
— Ничего ты не понимаешь, — вздохнула Светлана, туша сигарету о край урны, стоящей рядом с лавочкой. — Ладно. Покажу на практике, это более действенно. Пошли-ка.
Она поднялась на ноги, подтянула джинсы, забавно зацепив ременные петельки пальчиками рук, а после двинулась в проход, находящийся между зданиями кафе и автосервиса, туда, где о чем-то неумолчно шумели высоченные сосны. Они почти вплотную подступали к дороге, надо было лишь вскарабкаться на невысокий горбочек.
Шагов через десять я перестал слышать дорогу, а еще шагов через двадцать, после того как споткнулся о совершенно невидимый под травой пенек и поднялся с земли, понял, что Светки тоже рядом нет. Только-только видел ее спину перед собой — и нету.
— Чего за шутки? — возмутился я, повертев головой. — Свет, не смешно.
Тишина, только гул в вершинах сосен — мерный, монотонный, однообразный, успокаивающий. И сами они словно с конвейера сошли — все одинаковые. Нет, понятно, что деревья такими и должны быть, но у нас в лесах хоть какое-то различие во флоре найти можно — одна березка кривая, другая косая, третья рядом с елкой растет. А тут, блин…
Кстати, я ведь в таком лесу, как этот, ни разу толком и не бывал. Горы, пустыни — это да. А вот тайга…
Впрочем, «тайга» — не слишком верное слово. Я знаю, что многие здесь называют то, что я сейчас созерцаю вокруг, «краснолесьем». И видит Бог, это очень верное наименование, вон какие красноватые стволы у сосен, а ветки у некоторых вообще чуть ли не оранжевые.
А чуть севернее в ходу название «парма». Оно не настолько художественно, как «краснолесье», но звучит куда мрачнее. Как булыжник в воду упал — «парма».