Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

— Поскольку я должен дать ответ его императорскому величеству Александру, — понимая, чего ждет от него посланец царя, вынужден был как-то определеннее высказаться король, — я не премину откровенно сообщить ему свой образ мыслей. Вы понимаете, что, находясь далеко от России и ближе к Австрии, я не должен упускать из внимания в первую очередь ее намерений и ее поведения в таком сложном деле, как отношения с Наполеоном. Австрия — свободная страна. И тем не менее постоянно вынуждена соотносить свои действия с политикой Франции. И не только потому, что она — в династической связи с императором французов. Она уже не однажды сталкивалась на поле битвы с Францией, и ей небезразлично, выйдет ли она победителем или проиграет грядущую войну. Что уж в таком случае говорить о нас — стране, оккупированной чужими войсками, по сути дела, потерявшей полностью свою свободу?

«Яснее король вряд ли мог выразить свои мысли, — подумал Чернышев. — Не изживший в себе ужас поражения в минувшей схватке с Наполеоном, он не видит иного исхода новой войны как еще одного сокрушительного поражения всех участников прошлых коалиций и торжества французской военной мощи. И, наверное, в глубине души лелеет мечту: став тихим, послушным и покорным, выставив в помощь Наполеону тысяч пятьдесят-шестьдесят солдат, получить и свой выигрыш.

Какой же? А выпросить у всемогущего властелина, к примеру, Курляндию, Лифляндию и Эстляндию, отняв их у России. Взамен тех земель, что отошли к герцогству Варшавскому.

Ну, а как не выйдет у Наполеона? К кому же вы и Австрия броситесь в объятия, если не к той же России, ваше королевское величество?»

— Простите меня за смелость, ваше величество, — сказал вслух Чернышев, — но может настать день, когда территория вашей страны вдруг станет театром военных действий. Если через вас, двигаясь на восток, пройдут французские войска, то так же вероятно, что, устремляясь к Парижу, двинутся через Пруссию и наши, русские полки. И это обернется неисчислимыми бедствиями для вашего народа. Австрия не может оказаться в стороне от страшных боев и разрушений.

— Так что же предлагает мне ваш государь? — поднял глаза на Чернышева король.

— Полагаю, ваше величество, одно: иметь терпение и хранить надежду на то, что мой государь однажды уже спас Пруссию и спасет ее снова, если она окажется в беде. Коротко говоря, не брать примера в поведении с Австрии, а верить в Россию. Мы ведь ближе друг к другу и по географии, чем кажется вашему величеству. Вот наш Ревель, а рядом ваш Мемель, а там, в нескольких часах плавания, — и, скажем, Гамбург.

Как было не понять сего намека? Да и воспоминания вживе стояли перед королем: в прошлой войне одним спасением для него самого оказались пределы рядом с границей России. И здесь, именно здесь, под Кенигсбергом, тогда пришли на помощь к нему русские войска. Теперь же и впрямь, коли чуть склонится чаша весов не в пользу французов — ведь было такое и в той войне! — путь для русских фрегатов по Балтике — не дальний крюк!

Но, видно, смирился уже со своей подневольной планидой король, так съежился весь в своем кресле с высокой спинкой, что вроде бы стал похож на карлика. И как-то растерянно поспешил закончить разговор:

— Очень хотел бы встретиться с вами, молодой человек, и убедиться, что вы были правы.

— Что ж, — чуть наклонил голову в знак прощания Чернышев, — постараюсь приложить все мое усердие и все мои возможности, чтобы удовлетворить ваше пожелание. Берлин лежит как раз на прямой дороге между Москвою и Парижем. И, наверное, мне не всегда, как теперь, придется мирно скакать этим путем в карсте. Вдруг доведется и верхом, во всех, как говорится, доспехах…

Если помнит читатель, однажды мы уже приподняли завесу времени и, заглянув на два года вперед, сказали о том, как генералу Чернышеву суждено будет первому войти в Вестфальское королевство.

Но еще ранее, чем сей маневр, Чернышев осуществит иной, другой не менее блистательный — он первым ворвется в Берлин. И кстати, вместе с полковником бароном Теттенборном. Да-да, с тем самым, с которым совсем недавно на этих страницах они обсуждали создание корпуса для освобождения Германии.

В начале февраля восемьсот тринадцатого года генерал Чернышев со своим отрядом подошел к стенам Берлина и послал записку Фридриху Вильгельму, королю Пруссии: «Ваше величество, соизвольте удалиться из своей столицы в Бреславль и объявите войну Наполеону. Все остальное доверьте мне».

Чернышев не забыл о благородстве: он брал Берлин не у короля, а у французов, захвативших сей город силой. Потому и просил короля как бы отойти в сторонку и не мешаться в стычку.

Освобожденные берлинцы ликовали. На стенах домов, в витринах магазинов и кафе можно было увидеть портреты императора Александра и генерала Чернышева. Их даже принялись печатать на тканях, предназначенных для дамских нарядов. А уклонившиеся от службы Наполеону прусские офицеры и безусая молодежь тут же записывались волонтерами в отряд полковника Теттенборна.