Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона

— Будет вам так шутить, — насторожился Коленкур. — Вот и Наполеон мне почти о том же прямо в глаза: сознайтесь, ваш обворожительный друг сделал вас там, в Петербурге, совершенно русским. Вам не кажется, князь, что это крайняя степень оскорбления, которое может испытать такой преданный родине человек, как я?

— Вы и вправду расстроились, милый друг? — склонил набок свою голову Шарль Морис Перигор, и на губах снова зазмеилась коварная ухмылка. — А я, признаюсь, давно поставил на него, Александра. Не удивляйтесь. Мне надо вновь выходить на арену большой политики. Во-первых, поджимает собственный возраст. А во-вторых, подходит, поверьте, время, когда мой талант вновь окажется востребованным Европой. И Европой уже не Наполеона, а скорее — Александра.

— Сознательно ставите на сильного? — не скрыл некоего сарказма Коленкур.

— Не совсем так. Александром надо будет управлять. Он, безусловно, образованный и воспитанный монарх, но вот его дикая страна с отсталыми порядками и темным народом вряд ли может быть допущена в содружество равных наций. Отсюда — сильный как бы с урезанными правами. И это еще не все в том раскладе, который я предвижу и которому обязан способствовать.

— И что же это — «еще»? — начинал чувствовать себя неуютно Коленкур.

— Австрия, мой друг, — кукольное лицо Талейрана стало совсем по-женски кокетливым и одновременно, как случается у жриц светских салонов, исполненным решимости хищницы, знающей, чего она хочет и как этого достичь.

— Да, мой друг, обстоятельство, которое ни в коем случае нельзя упускать из виду, это роль Австрии в будущей Европе. Представьте, Наполеонова Франция может, или, вернее, будет разрушена. Разлетится вновь в клочья Польша, пройдет через катаклизм Пруссия, а с нею вместе прочие германские княжества. Но вот Австрию любыми усилиями следует сберечь от гибели и разрушения. Она — оплот Европы. И на сей счет у меня уже выработана политика, которую я пока не выдам ни вам, ни императору Александру, ни плуту Меттерниху.

Из дома Талейрана Коленкур уходил, унося в сердце досаду.

Нет, я никогда не предам императора Александра. И — никогда не сделаю на него ставку, о которой мне говорил Талейран. Но я в первую очередь не предам своего императора. Изменить ему значит изменить Франции, изменить чести.

Канувиль настигает соперника

В немецком курортном городке Ахене Каблуков поселился на Кёльнской улице у мадам Замбра. Русский полковник говорил по-французски как истый парижанин, был отменно воспитан, предупредителен и чистоплотен, не замечался ни в каких предосудительных компаниях. А главное, не водил к себе женщин сомнительного поведения и, говорят, вообще не знался в городе ни с одной из них. А что еще можно было требовать от постояльца, приехавшего, как он заявил, пользовать свои старые раны? Мадам Замбра была в высшей степени довольна своим постояльцем и не могла нахвалиться им перед соседями.

Каблуков же и впрямь держал себя отменно. Рано поутру, всегда в определенный час, он появлялся в конце прямой аллеи, и, завидев его издали, дежурившая в ротонде служащая, обычно на удивление флегматичная особа, расплывалась в очаровательной улыбке.

В ротонде у него, как и у всех знатных больных, был свой, хранившийся в специальном шкапчике, стакан. Служащая в белоснежном чепце и в широком, всегда опрятном фартуке, не переставая сиять, наполняла стакан водою источника, испускавшей мелкие, лопающиеся на глазах пузырьки, и галантно преподносила его месье полковнику. Он также галантно принимал стакан, улыбался в ответ и, не спеша выпив целебную влагу, справлялся о здоровье и настроении духа и, пожелав всех благ и удовольствий и, конечно же, оставив на столике золотой, удалялся на короткую прогулку перед завтраком.

Основной же процедурой у Каблукова была ванна перед обедом. Он принимал ее в другом, более солидном помещении, где его всякий раз так же радушно и гостеприимно встречала постоянная прислуга. Ванна предназначалась для раны, как помнит читатель, полученной в бою под Аустерлицем.

Вторая половина дня, после непродолжительного отдыха обычно на софе с каким-нибудь французским романом в руках, отводилась для выхода в город и встреч с такими же, как и он, лечащимися господами и дамами, прибывшими из столицы. Но среди публики всегда выделялись один или два десятка офицеров, заезжавших на курорт что называется по пути, пока их полки и дивизии продвигались дальше, к городам и селениям Пруссии по главной дороге на восток, проходившей вблизи курорта.

Офицеры в основном были из так называемой золотой молодежи — словоохотливые красавцы, стремившиеся среди такой же, как и они, знатной курортной публики познакомиться с какой-нибудь тоже словоохотливой красоткой и приятно провести время, хотя бы на день или два избавив себя от невзгод и тягот походной жизни.

В кафе «Горячие ключи», что располагалось на центральной площади города, молодые лейтенанты, капитаны и полковники держались весело, открыто, вели разговоры непринужденные.