Тайный архив Корсакова. Оккультный детектив

– Чувствую себя словно в западне, – наконец сказала она, не глядя на Корсакова.

– Из-за того таинственного работодателя, о котором ты отказываешься рассказывать?

– Да. Из-за него. И его помощника.

– Они… – Корсаков замялся. – Они ведут себя непристойно? Или угрожают?

– Нет, что ты! – Амалия даже рассмеялась, хотя веселья в этом смехе было мало. – Наоборот. Они носятся со мной словно с писаной торбой. Словно я… не знаю… какая-то хрупкая драгоценная вещь. Понимаешь? Дорогая, но вещь. Не человек.

– Амалия, – тихонько позвал Владимир. Штеффель впервые за разговор посмотрела прямо на него. – Ты всегда можешь отказаться. Можешь уйти.

– Отказаться? Ты не представляешь, насколько хорошо он платит.

– Если дело в деньгах, то я могу…

– Помочь? – фыркнула Амалия. – Володя, мне не нужны твои подачки. Мне не нужны ничьи подачки. Сейчас они есть, а завтра… Скажи, ты когда-нибудь бедствовал?

– Я… – Корсаков запнулся.

– Нет, конечно. Твоя семья баснословно богата. Тебе даже не нужны деньги, что ты получаешь за свои услуги – чем ты там занимаешься? Поиском древних книг, разоблачением шарлатанов, консультациями? Ты просиживаешь дни в «Доминике» просто потому, что тебе здесь нравится. Все знают – Владимира Корсакова ищи за чашкой кофе в «Доминике». Ты мог бы каждый день питаться в самых дорогих ресторанах Петербурга [18]. Боже, Володя, когда ты неуклюже пытался меня добиться, то просто заказал экипаж и повез меня в загородный сад, сорить деньгами.

– И не горжусь этим, – пробормотал Корсаков.

– Именно поэтому я считаю тебя другом и мы продолжаем видеться. Ты не думаешь, что фамильное богатство делает тебя особенным. Но ты относишься к нему как к данности. Тебе никогда не понять, что значит расти в голоде, когда твои младшие братья и сестры умирают в младенчестве. Что значит просыпаться каждое утро и думать, будет ли у меня достаточно денег, чтобы оплатить кров и пищу. Да, ты можешь сказать, что своим даром я зарабатываю сейчас такие деньги, что и не снились моим родителям. Но это все может исчезнуть в один миг! Мне достаточно попасть в скандал. Или отказать ухажеру, который считает, что мой род занятий делает меня еще и куртизанкой. Знаешь, кем я стану? Сломанной игрушкой, никому не нужной, выброшенной на обочину жизни. Я окончу свои дни жуткой, бормочущей себе под нос согбенной старухой, которая гадает наивным девицам по ладони, плетет привороты и пугает детвору в каких-нибудь трущобах.

– Я смотрю, ты уже все распланировала, – пробормотал себе под нос Корсаков, за что получил дружеский шлепок по макушке.

– Не смешно, Володя, – отчитала его Амалия и продолжила: – Если все удастся, то мне заплатят столько, что, если захочу, я смогу не работать десятки лет. Понимаешь? Задуматься о семье, детях. Сделать так, чтобы они не росли в той же нищете, что довелось ощутить мне.

– Я могу тебе хоть как-то помочь?

– Ты уже помогаешь. – Амалия тепло улыбнулась, напомнив Корсакову о том, насколько же она красива. – Тем, что выслушал меня. И пирожными, конечно. Спасибо тебе. Мне стало легче. Знаешь что? Давай встретимся здесь же через неделю. Моя работа будет закончена, я отдохну, и мы сможем отпраздновать мое внезапное богатство. И пирожные будут за мой счет.

Неделю спустя Владимир пришел в «Доминик» к самому открытию и уселся за тот же столик. Прошло несколько часов. Амалия так и не пришла. Вместо нее у столика возник жандармский офицер, объявивший, что Корсакова ожидают на Адмиралтейском.

VIII

19 октября 1880 года, поздний вечер, Санкт-Петербург, Большая Морская улица

– Зеркало на потолке понадобилось им для ритуала, – продолжил Владимир, подойдя к столу. – Здесь, под ним, что-то лежало. И я более чем уверен, что это были останки баронессы Ридигер.

Он простучал по столешнице костяшками пальцев – отчасти чтобы развеять повисшую тишину, отчасти чтобы еще раз попробовать «поймать» видение, способное пролить свет на случившееся в зале. Бесполезно.

– Но зачем нужно было зеркало? – Из всех присутствующих Павел единственный смотрел на него с завороженным восторгом. Решетников слушал разглагольствования Корсакова с кислой миной, Нораев же сосредоточился на осмотре комнаты. Владимиру показалось, что ротмистр и сам вполне осведомлен о ритуальном смысле найденной ими конструкции.

– Вы же знаете, когда в доме покойник, принято занавешивать все зеркала. Существует множество гипотез, зачем это делается. Но если упростить, то зеркала могут выступать своего рода окном в загробный мир. Если оставить их открытыми, то сам покойный может отказаться уходить. Либо с той стороны к нему может присоединиться кто-то еще. А некоторые мистики считают, что раз душа усопшего может уйти в зеркало, то, в исключительных случаях, можно таким образом вернуть ее обратно. Кто-то даже пробовал повторить это на практике.

– И что у них получалось? – заинтересованно спросил Постольский.