Тайный брак

Наше путешествие по столице вылилось в настоящее торжество! Как нас встречали жители, высыпавшие из домов! Как все они восхищались ребенком! Приветствия и добрые пожелания в его честь не умолкали! И мой маленький Генрих блестяще вел себя. Ни разу его лицо не сморщилось от плача, чего я больше всего боялась, он только крепче вцеплялся в меня своими крошечными пальчиками. И, наверное, ему очень нравилось его блестящее одеяние из парчи и бархата, он то и дело разглаживал его на себе и радостно бормотал что-то понятное лишь ему одному.

Теперь я уверилась, он твердо знает, кто его мать, и моя верная Гиймот с некоторым сожалением признала, что так оно и есть.

Я чувствовала, люди Лондона искренне любят меня и верны мне; они благодарят за сына, который в свое время заменит им любимого короля — их героя.

Такое настроение народа сопровождало меня в тот день.

Но, увы, мы хорошо знаем, как быстро оно меняется — совершенно непредсказуемо и в противоположную сторону.

Я возвратилась в мой милый Виндзор, полная приятных ощущений от триумфальной встречи в Лондоне, в восторге от того, что сумела вызвать столь бурное проявление любви и верности со стороны простых лондонцев.

Моя печаль, связанная со смертью двух дорогих для меня людей — супруга и отца, начинала развеиваться, однако новая волна беспокойства захватывала все больше: я волновалась за судьбу сына. Все отчетливее я сознавала, как безрассудно с моей стороны рассчитывать, что ребенку разрешат долгое время находиться рядом.

Однако, к моим радости и удивлению, целый год меня никто не беспокоил по этому поводу, хотя сама я ни минуты не забывала об этом, все время ожидая, что вот-вот за ним приедут и по решению совета и парламента заберут от меня.

Как я узнала позднее, тем, что меня оставили в покое, я должна быть благодарна прежде всего Глостеру. О нет, не потому, что он мечтал доставить мне радость или не хотел задеть мои материнские чувства, — вовсе нет! Он не из тех, кто думает о других, кого могут затронуть их печали и обиды. Просто его бездумная женитьба на Жаклин Баварской до того обеспокоила герцога Бедфорда и многих других высоких лиц в стране, что у них не находилось ни времени, ни желания думать о чем-либо ином.

Новый король пока еще совсем мал. Он с матерью. Ну и пускай он там пока находится, считали они, еще будет время взять его под свою опеку и начать воспитывать в нужном духе.

А пока герцог занимался своим бракосочетанием, всколыхнувшим всякие явные и подспудные силы как в Англии, так и во Франции. Ведь большинство людей до сих пор по-прежнему считали Жаклин супругой графа Брабанта, а ее новый брак — незаконным. Кроме того — что, пожалуй, самое главное, — замужество Жаклин с графом устроил и одобрил Бургундский дом, заинтересованный в том, чтобы ее богатое наследство перешло к ним и у них осталось. Глостер же своим внезапным поступком угрожал их благополучию, расстраивал планы… И, конечно, в первую очередь он, по мнению бургундцев, зарится на четыре провинции, принесенные Жаклин своему мужу Брабанту. Правда, их отобрали, но они все же остались собственностью Бургундского дома.

Бедфорд резко осудил своего безрассудного брата Хамфри, между ними вспыхнула и до сих пор тянется ссора; Бедфорд говорит, что, будь жив король Генрих, Хамфри не посмел бы совершить это. Он никогда бы не позволил ему сделать то, что неминуемо должно привести Англию к столкновению с Бургундским домом, мир и дружба с которым так нужна сейчас их стране.

Глостер нарушил союз с бургундцами и этим сослужил очень плохую службу Англии и тому делу, за которое его брат Генрих отдал свою жизнь.

Однако Хамфри, как мне стало известно, и не думал прислушиваться к словам Джона Бедфорда, а, напротив, собирался навербовать солдат и отправиться во Францию, но не для того, чтобы закрепить там завоевания короля Генриха, а чтобы начать собственную малую войну за владения Жаклин — провинции Эно, Голландию, Зеландию и Фрисландию.

В тишине королевской детской комнаты я сказала Гиймот:

— Как ни странно, мы должны благодарить Глостера…

Она подняла на меня глаза, в которых гнездились страх и предупреждение об осторожности.

— Знаю, знаю, — поспешила я успокоить ее. — Он вредит делу Англии, так все кругом говорят. Правда, тоже негромко… Но ведь признайся, моя милая, будет куда хуже, если все свое внимание они обратят на нас и нашу крошку.

Она признала, что я права.

— Меня охватывает ужас, — продолжала я, — при мысли о том часе, когда кто-то решит отобрать у меня мое дитя. Я не перенесу этого, Гиймот!

Она обняла меня и тихонько похлопала по спине, как делала когда-то, в дни моего детства, в мрачных и холодных комнатах «Отеля де Сен-Поль».

— Ну-ну, — сказала она, — ведь такого еще не случилось. Будем надеяться, что и не случится… Долго еще.

— Этому суждено быть, Гиймот, — сказала я. — Никуда от этого не уйти. Королевские дети обречены жить вдали от своих матерей, как бы счастливы они ни были, находясь вместе с ними.

— У вас будет иначе, — твердо произнесла моя милая Гиймот.