Тайный брат (сборник)

– Потерпи, – ласково сказал Ганелон, разрывая пропитанную кровью рубашку. – Ты сильно разбился. И добавил, экономя силы раненого: – Молчи, молчи. Сам вижу. Это обломок стрелы. Кто ее выпустил?

– Это еретики. Я сам обломал древко стрелы. – Горячечное дыхание брата Одо опалило Ганелона. – Еретики убили отца Валезия.

– Они убили папского легата?

– Разве отец Валезий не говорил, что дело Христа не преуспеет до тех пор, пока один из нас не пострадает за веру? Теперь святой отец Доминик может торжествовать. – Брат Одо опять попытался улыбнуться, но и на этот раз улыбка у него не получилась. – Теперь у праведников и подвижников развязаны руки. Великий понтифик отдаст земли еретиков отличившимся. Праведники и подвижники уже в деле, и гнезда проклятых еретиков горят по всему Лангедоку.

– А конники мессира де Монфора?

– Они уже в Барре. И конники, и сердженты, – горячечно выдохнул брат Одо. – А с ними папский легат Амальрик. Он неистов в вере. Он просит никого не щадить, даже раскаявшихся. Если они лгут, сказал легат, повешение явится наказанием за их обман, а если говорят правду, казнь искупит их грехи. Господь милостив. Замок Процинта тоже горит. Говорят, одноглазого еретика барона Теодульфа убило горящим бревном, сорвавшимся с крыши. Людей барона Теодульфа выводят из замка босыми, накинув каждому петлю на шею.

– Аминь. – Ганелон перекрестился.

Брат Одо долго и странно смотрел на него.

Рябое лицо брата Одо явственно посерело, и все же это еще не был признак смерти, скорее только признак ее приближения. Поглядев на Ганелона, брат Одо благодарно сомкнул веки.

– Ты торопился ко мне?

На мгновение глаза брата Одо вспыхнули.

На мгновение в его зеленых, уже затуманенных приближением смерти глазах вспыхнуло прежнее неистовство. То самое, с каким он всегда упорно выискивал гнезда ереси, то, с каким он всегда неустанно стравливал друг с другом врагов Святой римской церкви, то, с каким он служил блаженному отцу Доминику, истинному ревнителю веры. Но силы брата Одо кончались.

– Ты потерпишь? – спросил Ганелон. – Я попробую остановить кровь.

– Не надо, – одними губами выговорил брат Одо. – Ты должен спешить. Возьми мою лошадь, тебе следует быть в Барре.

– Но ты сказал, что там паломники.

– Это так…

– Тогда почему еретики не бегут из Барре?

– Потому что вокруг выставлены заставы. Папский легат Амальрик призвал убить всех! Ни один еретик не должен выйти за стены города. Папский легат приказал убивать всех без разбора. Господь узнает своих.

– Что мне делать в Барре, брат Одо?

– Забери монаха Викентия. Если потребуется, забери его силой. Спрячь грешного монаха в Доме бессребреников. У нас есть тайные подвалы, ты знаешь. Если потребуется, посади монаха на железную цепь, пусть продолжает работу над «Великим зерцалом». Труд Викентия – это часть Дела, брат Ганелон.

– А если Викентий не захочет смириться?

Брат Одо замутнено, но с тайной угрозой взглянул на Ганелона:

– Я верю в тебя. Ты знаешь много убедительных способов, брат Ганелон. Сделай так, чтобы монах Викентий с охотой продолжил свою работу. Не забывай, он остался последним, кто держал в руках книги Торквата.

– Эти книги могли сгореть в огне, – возразил Ганелон. – Они могли уйти на дно моря. Они могли навсегда затеряться в дальних землях.

– Конечно. – Брат Одо прикрыл глаза. – Но кто-то их читал, кто-то их видел. Попавшее в память никуда не исчезает. Пусть монах Викентий по памяти восстановит все, что он когда-то прочел. Ты ведь знаешь, как тщательно читали эти книги монах Викентий и Амансульта, дочь барона-еретика.

– Она убита, – глухо сказал Ганелон.

– Еще эти книги внимательно читал маг старик Сиф…

– Старика нет, – сказал Ганелон, опуская глаза. – Я думаю, он умер в Константинополе.

– А еще эти книги читал некто Матезиус, ученик мага. Видишь, как много людей прикасалось к дьявольским книгам.

– И все они умерли, умерли.

– Не все… – Брат Одо вздохнул. – Слава Господу, что у него есть такие слуги…

– О ком ты? – не понял Ганелон.

Брат Одо не ответил.

– Брат Одо, – мягко сказал Ганелон, беря в свои его холодеющие руки. – Приближается час, когда ты предстанешь перед Господом нашим. Скорбишь ли ты? Есть ли тебе в чем покаяться? Если так, облегчи душу покаянием.

Брат Одо проваливался в небытие и медленно всплывал из него.

– Слава Иисусу Христу… Я исповедался отцу Валезию, он отпустил мне… Но грешен, грешен… Конфитеор… Признаю… Нерадением оскорблял Господа… Сокрушаюсь…

– Все ли грехи вспомнил, брат Одо?

Брат Одо попытался что-то произнести, но не смог. Слова ему не давались. У него только неявственно выговорилось: «Отец…»

– Ты говоришь об отце Валезии?

Брат Одо отрицающе сжал узкие губы: «Отец… Твой отец…»

С изумлением Ганелон увидел, что по рябой щеке неукротимого брата Одо скользит слеза, оставляя за собой извилистую дорожку.

– Молись, брат Ганелон. За всех грешников. Молись и за своего отца… богохульника…

Он бредит, решил Ганелон.

И снова сжал холодеющие руки брата Одо:

– Если ты лгал, если ты упорствовал… Раскайся, не уходи нераскаявшимся…