Тайный дневник Исабель

Я помню, любовь моя, тот момент, когда во мне забушевала ярость. Сдерживаемая в течение долгого времени и подобная лаве дремлющего вулкана, она начала клокотать во мне, когда я прочла полицейский отчет относительно гибели Бориса Ильяновича. Это был весьма неправдоподобный отчет, в котором бросались в глаза многочисленные грубые ошибки, допущенные во время проведения следствия, а также подтасовки и манипуляции. Описание вскрытия трупа, например, больше походило на составленное школьником коротенькое сочинение о том, как он разрезал на куски ящерицу. Не было установлено, кому принадлежал найденный пистолет; никто не посчитал, сколько пуль было в магазине пистолета, и не проверил, такой ли пулей был убит Ильянович; полицейские не удосужились определить расстояние, с которого был произведен выстрел, и рассчитать траекторию полета пули; не был проведен анализ тканей трупа с целью выяснить, не содержатся ли в них барбитураты, как и не было выяснено, употреблял ли их погибший в больших количествах; не упоминалось о том, что на ночном столике в его комнате стоял флакончик с вероналом… И так далее, и так далее, и так далее. В общем, расследование было проведено весьма халатно, и невольно возникало подозрение, что здесь не обошлось без чьего-то злого умысла.

Когда охватившая меня ярость немного утихла, я, не задумываясь о возможных последствиях, побежала по коридорам замка, направляясь во вполне определенное место и с вполне определенной целью.

* * *

Признаюсь тебе, брат… Нет, правильнее будет сказать: уверяю тебя, брат, что в тот день я воспылал к ней ненавистью. Она заставила меня почувствовать себя слабым и уязвимым. Я, год за годом мужая и находя в себе необходимую силу воли, сумел укрепить свой дух, научиться управлять своими эмоциями и сдерживать проявления своего темперамента, а потому считал себя человеком стойким, сдержанным и непоколебимым. Однако она нарушила установившееся в моей душе равновесие: она заставила меня распсиховаться, она привела меня в ярость, она выбила почву у меня из под ног… Она открыла мой «ларец Пандоры» с искусством опытного вора, надев на руки белые перчатки.

— Что, черт возьми, здесь происходит?

Эта дерзкая и нахальная девушка ворвалась в мой кабинет, словно разъяренная оса. Она не постучалась в дверь и не закрыла ее за собой, а бесцеремонно подошла к моему столу и буквально бросила мне в лицо этот вопрос с негодованием, в котором не чувствовалось даже намека на вежливость.

Она своим вторжением оторвала меня от работы, а потому я поднял глаза и посмотрел на нее с недовольством. Однако мне подумалось, что на подобное проявление негодования мне следует отреагировать ледяным спокойствием, и я, стараясь выглядеть невозмутимым, поднялся на ноги и, подойдя к двери и закрыв ее, указал затем на стул и — с ироничной вежливостью — произнес:

— Добрый день, Исабель. Не желаешь ли присесть?

Она, не обращая внимания на мои слова, в которые я вложил упрек по поводу такого ее грубого поведения, снова начала бурно выражать свое негодование:

— Что это за маскарад?! Кого вы пытаетесь обмануть?! Любой, кто хотя бы иногда читает — пусть даже и самые дурацкие — детективные романы, без труда поймет, что это такое же самоубийство, как я — архиепископ Калькуттский! Тот, кто его убил, даже и не пытался замаскировать свое деяние под самоубийство!

Ричард и инспектор Франке уже предупредили меня, что ей не дают покоя обстоятельства гибели господина Ильяновича и что она в конце концов станет для нас проблемой. Я решил, что попытаюсь абсолютно спокойно реагировать на эти ее обвинения.

— Я пока еще не понял, что именноты имеешь в виду, но если ты говоришь о смерти господина Ильяновича, то мне кажется, что тебе следует обратиться к полицейским. Боюсь, что лично я тебе ничем помочь не смогу…

— Глупости! — перебила она меня, как будто ей хотелось лишь делать выпады в мой адрес, но отнюдь не слушать мои объяснения. — За всем этим стоишь ты, и не смей отнекиваться! Ты умолчал о том, что был найден труп Николая, а теперь ты еще и солгал относительно того, как был убит Борис! Почему ты так упорно пытаешься скрывать правду?!

Я, не теряя самообладания и принимая брошенный мне вызов, смело выпалил:

— А ты? Почему ты так упорно пытаешься эту правду узнать?

Мой коварный вопрос застал ее врасплох, и она, замолчав, растерянно захлопала ресницами. Я заметил, что у нее на лице появился от волнения румянец. Мне уже даже показалось, что я поставил ей мат, однако она тут же мне продемонстрировала, что не допустит, чтобы последнее слово в этом разговоре осталось за мной.

— Я тебя предупреждаю, что я этого так не оставлю. Я уверена, что, кроме этих твоих продажных полицейских, найдутся люди, которые захотят узнать, чем же это ты занимался в комнате Бориса в ту ночь, когда его убили.