Я помню, любовь моя, как я проснулась после странной ночи, чувствуя на душе неприятный осадок порочного удовольствия. Я медленно открыла глаза, постепенно покидая сладкие объятия сна и переключаясь на окружающую меня действительность. В комнате царил полумрак, наполненный тенями и нечеткими силуэтами. Окна балконов были закрыты шторами, однако их задернули не до конца, и через щель в комнату попадало немножечко дневного света. Эта узенькая полосочка света, похожая на клинок шпаги, падала на пол и на кровать и заставляла светиться зависшие в воздухе прозрачной вуалью пылинки.
Я снова положила голову на подушку, убедившись в том, что нахожусь в комнате одна: простыни рядом со мной были холодными, и к моей спине уже никто не прикасался. «Это было всего лишь плотское удовольствие», — прошептала я, пытаясь успокоить свою растревожившуюся душу и невидяще глядя на соседнюю измятую подушку. Поверь мне, я в тот момент очень хотела, чтобы это было всего лишь плотским удовольствием.
Не успела я поглубже покопаться в своих чувствах и ощущениях, как раздался легкий и — как мне показалось — небрежный стук в дверь. Первое, что я тут же попыталась сделать, — это прикрыть свою наготу: поблизости лежала моя разорванная блузка, и я поспешно натянула ее на себя.
— Войдите!
— Доброе утро, барышня.
— Доброе утро, — вежливо ответила я, хотя и не смогла разглядеть в полумраке, кто вошел в комнату: я различила лишь нечеткие очертания человеческой фигуры.
Эта фигура уверенным шагом пересекла спальню, поставила на стол поднос, пошевелила кочергой угли в камине и подбросила в него дров, а затем, решительно потянув за бечевку, раздвинула шторы. Неяркий свет зимнего дня окрасил спальню в болезненно-бледные тона. Я невольно зажмурилась, так как этот свет резанул мне по глазам. Когда я снова открыла их, передо мной стояла высокая и худая — как старый кипарис — женщина. Судя по одежде и по самоуверенному выражению ее лица, это была не служанка, а, наверное, экономка. Одета она была в черное платье без каких-либо украшений, не считая камеи на шее. Я затруднилась бы даже приблизительно определить, сколько ей лет, однако морщинки возле ее глаз и губ и седые пряди в тщательно собранных в пучок волосах свидетельствовали о том, что она уже достигла преклонного возраста.
Она стала переставлять тарелки с подноса на стол, и комната наполнилась приятным ароматом кофе и свежеприготовленных блюд. У меня тут же потекли слюнки: я довольно долго ничего не ела. Женщина положила в ногах кровати халат, а затем представилась, говоря с сильным акцентом и очень серьезным тоном:
— Меня зовут Берта, барышня. Я — экономка его высочества. Я подумала, что вы, наверное, проголодались, и взяла на себя смелость принести вам легкий завтрак.
Она, похоже, отличалась решительностью и расторопностью. Я подумала, что она вряд ли станет меня осуждать, потому что не ее это компетенция — судить о том, чем занимается его высочество. С другой стороны, подобная ситуация была для нее, похоже, отнюдь не новой.
— Спасибо, Берта. Который сейчас час? — спросила я, пытаясь ухитриться надеть на себя халат так, чтобы при этом оставаться под простыней.
— Двенадцать часов шестнадцать минут, барышня.
Я, ничего больше не сказав (хотя вроде бы и следовало разродиться какой-нибудь репликой по поводу столь позднего времени), ограничилась лишь тем, что опустила свои босые ноги на пол, радуясь тому, что он покрыт ковром и что моим ступням не будет холодно. Затем я пошла к столу, на котором меня ждал легкий завтрак, и остановившись на разумном расстоянии, соответствующем моему состоянию постоянной настороженности, окинула взглядом кофе, гренки, яичницу с ветчиной, салат из помидоров и свежевыжатый апельсиновый сок. Двенадцать? Этот «легкий завтрак» будет для меня обедом. Не тратя больше время попусту, я уселась перед серебряными и фарфоровыми тарелками, чтобы предаться чревоугодию.
Берта удалилась в ванную, и оттуда через несколько секунд донесся шум полившейся из кранов воды.
— Вам, видимо, захочется принять ванну, — сказала она таким тоном, как будто ни капельки не сомневалась в этом. — Чистое белье лежит в шкафу.
Слушая Берту и уже с восторгом представляя себе, как залезу в ванну, наполненную горячей пенистой водой, я вдруг обнаружила под салфеткой конверт, на котором не был указан адресат. Я очень осторожно открыла этот конверт и вытащила из него записку следующего содержания:
— Берта…
— Да, барышня.
— Где находится кафе «Шперльхоф»?
— На улочке Гроссе-Шперльгассе. Это не очень далеко отсюда. Если вы захотите куда-нибудь отправиться, вас отвезет шофер.
— Передай ему, что мне нужно будет приехать туда к четырем часам.
— Хорошо, барышня. Я, с вашего позволения, пойду. Если я вам понадоблюсь, вы в любой момент можете меня вызвать, — сказала Берта, показывая на висящий рядом с кроватью шнур.
Затем она исчезла за дверью.