Тайный дневник Верити

Он съедает еще кусок. Мне неудобно говорить на эту тему, но его разговор, похоже, не смущает.

– Перед смертью мамы я ухаживала за ней, одна. У меня нет братьев или сестер, поэтому я знаю, как это нелегко.

– Да, нелегко, – соглашается он. – Кстати, сочувствую насчет мамы. Не уверен, что я сказал тебе это тогда, в туалете кафе.

Я улыбаюсь, но ничего не отвечаю. Я не хочу, чтобы он про нее спрашивал. Я хочу сосредоточиться на нем и Верити.

Снова вспоминаю рукопись, потому что, хотя мы едва знакомы с мужчиной, сидящим напротив меня, у меня создалось ощущение, что я его знаю. Как минимум знаю таким, каким его описала Верити.

Интересно, как у них сложилась семейная жизнь и почему она закончила первую главу тем предложением. «Пока он не узнал, что есть кое-что важнее меня».

Зловещая фраза. Словно Верити готовила читателя, что в следующей главе раскроет какую-то ужасную, темную тайну про этого человека. А может, это просто прием, и она расскажет, что он святой, и их дети оказались для него важнее, чем она.

В любом случае я умираю от нетерпения и хочу приступить к следующей главе, а не сидеть и пялиться на Джереми. И меня раздражает, что сейчас, когда у меня столько хлопот, я хочу одного – свернуться на диване и читать о семейной жизни Джереми и Верити. Из-за этого я чувствую себя немного жалкой.

Возможно, роман даже не про них. Я знаю писательницу, которая призналась, что использует в каждой рукописи имя мужа, пока не придумает имя для персонажа. Возможно, так поступает и Верити. Возможно, это очередное художественное произведение, а имя Джереми просто заполняет пробелы.

Похоже, есть только один способ выяснить, правду ли я читаю.

– Как вы с Верити познакомились?

Джереми отправляет в рот пеперони и ухмыляется.

– На вечеринке, – говорит он, откинувшись на спинку стула. Наконец он не выглядит грустным. – На ней было самое потрясающее платье, что я видел. Красное, и такое длинное, что даже немного касалось пола. Господи, она была прекрасна, – говорит он с легкой тоской. – Мы ушли вместе. Когда я вышел на улицу, то увидел припаркованный лимузин, открыл дверь, мы залезли внутрь и немного поболтали. Пока не пришел водитель, и мне не пришлось признать, что лимузин не мной.

Я не должна всего этого знать, поэтому заставляю себя рассмеяться.

– Он был не твой?

– Нет. Я просто хотел произвести на нее впечатление. После этого нам пришлось бежать, водитель здорово рассердился.

Он по-прежнему улыбается, словно вернулся в тот вечер с Верити и ее сексуальным красным платьем.

– После этого мы стали неразделимы.

Мне нелегко ему улыбаться. Улыбаться им. Думать, какими счастливыми они казались тогда, и видеть, во что превратилась их жизнь теперь. Интересно, есть ли в ее автобиографии подробное объяснение, как они попали из точки А в точку Б? В самом начале она упоминает смерть Частин. А значит, она написала ее, или, по крайней мере, дополнила, после первой большой трагедии. Интересно, как долго она над ней работала?

– Когда вы познакомились, Верити уже была писателем?

– Нет, она еще училась в колледже. Это случилось позднее – она написала первую книгу, когда мне пришлось на несколько месяцев уехать по работе в Лос-Анджелес. Думаю, так она коротала время, дожидаясь моего возвращения. Сначала ей отказало несколько издательств, но потом рукопись продалась, и сразу… Все случилось так быстро. Наша жизнь изменилась буквально в одночасье.

– Как она справлялась со славой?

– Думаю, мне это далось тяжелее, чем ей.

– Потому что ты предпочитаешь оставаться в тени?

– Так заметно?

Пожимаю плечами.

– Я тоже интроверт.

Он смеется.

– Верити не совсем обычный писатель. Она любит внимание. Модные вечеринки. А мне там всегда некомфортно. Мне нравится быть дома, с детьми. – Выражение его лица слегка меняется, когда он понимает, что говорит о девочках в настоящем времени. – С Крю, – поправляется он. Качает головой и кладет ладони на шею, словно потягивается. Или словно ему неловко. – Тяжело иногда вспоминать, что их больше нет, – тихо признается он, глядя сквозь меня в пустоту. – Я все еще нахожу их волосы на диване. Носки в сушилке. Иногда я окликаю их, потому что хочу им что-то показать и забыл, что они уже не прибегут ко мне по ступенькам.

Я пристально за ним наблюдаю, потому что все еще сомневаюсь. Я пишу романы в жанре саспенс. И знаю: когда возникают подозрительные ситуации, их практически всегда сопровождают подозрительные люди. Я разрываюсь между желанием побольше узнать о том, что случилось с девочками, и желанием уйти, причем как можно скорее.

Но сейчас я смотрю не на мужчину, который устраивает представление, чтобы вызвать сочувствие. Я смотрю на мужчину, который впервые стал откровенен.

И мне хочется сделать то же самое.

– Мама умерла совсем недавно, но я понимаю, о чем ты. Каждое утро в ту первую неделю я вставала и готовила ей завтрак и только потом вспоминала, что есть его уже некому.

Джереми опускает руки на стол.

– Интересно, как долго это продлится. Или теперь так будет всегда.