Я вижу на его лице недоумение, он поворачивается к ступенькам.
– Лоуэн, она не может
Я не сумасшедшая. Встаю и начинаю пятиться от дивана, прикрывая голую грудь рукой. И снова показываю на ступени, но на этот раз говорю в полный голос:
– Твоя чертова жена стояла на чертовой лестнице, Джереми! Я знаю, что видела!
По моим глазам он видит, что я говорю правду. Через две секунды он вскакивает с дивана и бежит по ступеням в ее спальню.
Натягиваю футболку и спешу за ним. Я отказываюсь оставаться в этом доме одна даже на секунду.
Когда я добегаю до верха лестницы, он стоит в дверях ее комнаты и смотрит внутрь. Слышит мои шаги. И просто… Уходит. Не глядя проходит мимо меня и спускается по ступеням.
Я делаю несколько шагов и заглядываю в ее комнату. Лишь на секунду. Этого достаточно, чтобы понять – она по-прежнему лежит в кровати. Под одеялом.
Я качаю головой, чувствуя, как слабеют колени.
Джереми стоит внизу и смотрит на меня. Наверное, он не знает, что думать. Я
– Я ее видела, – шепчу я.
Он меня слышит. И смотрит на меня, но не с гневом, а с извинением. Поднимается на лестницу, помогает мне встать, обхватывает за талию и ведет вниз. Приводит в спальню, закрывает дверь и крепко меня обнимает. Я утыкаюсь ему в шею, пытаясь избавиться от образа Верити.
– Прости, – говорю я. – Я просто… Может, я слишком мало сплю… Может…
– Это я виноват, – перебивает Джереми. – Ты работала две недели без перерыва. Ты истощена. А потом я –
Я уверена, что я ее видела. Можно сваливать это на усталость или чувство вины, но я ее видела. Видела все. Сжатые кулаки. Разгневанное лицо, прежде чем она развернулась и ушла.
– Хочешь воды?
Качаю головой. Я не хочу, чтобы он уходил. Не хочу оставаться одна.
– Пожалуйста, не бросай меня сегодня одну, – прошу я.
Выражение его лица непроницаемо. Он слегка кивает и говорит:
– Не брошу. Но мне нужно выключить телевизор и запереть двери. Убрать в холодильник пирог. Вернусь через несколько минут.
Я иду в ванную, чтобы умыться, надеясь, что холодная вода поможет мне успокоиться. Напрасно. Когда я возвращаюсь в спальню, Джереми закрывает дверь на замок.
– Я не могу остаться на всю ночь, – говорит он. – Крю может испугаться, если проснется и не обнаружит меня на месте.
Я залезаю в кровать и смотрю в окно. Джереми ложится рядом и обнимает меня. Я чувствую, как бьется его сердце – почти так же быстро, как мое. Он опускает голову ко мне на подушку, находит мою руку, и наши пальцы переплетаются.
Я пытаюсь следовать за его дыханием, чтобы замедлить свое. Дышу носом, потому что челюсть слишком сильно зажата. Джереми целует меня в висок.
– Расслабься, – шепчет он. – Ты в порядке.
Я пытаюсь расслабиться. И, возможно, у меня получается, но лишь потому, что мы лежим довольно долго, и мышцам становится трудно держать напряжение.
– Джереми? – шепчу я.
Он проводит большим пальцем по моей руке, давая понять, что меня слышит.
– Возможно ли… Может ли она симулировать свое состояние?
Он отвечает не сразу. Словно всерьез размышляет над моим вопросом.
– Нет, – наконец отвечает он. – Я видел снимки.
– Но люди поправляются. Повреждения заживают.
– Знаю. Но Верити не смогла бы такое изобразить. Никто не смог бы. Это невозможно.
Я закрываю глаза. Он пытается убедить меня, что знает ее достаточно хорошо и уверен – она на подобное не способна. Но я знаю один факт, неизвестный Джереми… Я знаю, что он не знает Верити
17
Вчера вечером я засыпала с уверенностью, что видела Верити на лестнице.
Но проснулась в сомнениях.
Я провела большую часть жизни, не доверяя себе во время сна. Теперь я начинаю сомневаться в себе и во время бодрствования.
Часть утра я провожу в постели, не желая покидать комнату. Джереми ушел к себе примерно в четыре утра. Я слышала, как он запер дверь, а минуту спустя пришло сообщение с просьбой писать, если он мне понадобится.
Примерно после обеда Джереми постучал в дверь кабинета. Когда он вошел, то выглядел так, словно не спал вообще. Он плохо высыпался всю неделю, и исключительно из-за меня. С его точки зрения я – истеричка, которая просыпается посреди ночи в кровати его жены, а потом утверждает, что видела его жену на лестнице после долгожданного поцелуя.