Тайный фронт

Зайдя в комнату дежурного, Шелестов взял телефонную трубку. Голос капитана Болотова явно был довольным и значительным. На какой-то момент Шелестов даже поверил в быструю удачу, в то, что местным контрразведчикам удалось установить личности диверсантов, их принадлежность. Но новость оказалась совсем другого рода.

– Товарищ подполковник, – заговорил Болотов. – Мы получили сведения с места жительства Глушко. Она перед войной подавала заявление на вступление в комсомол, но ей отказала местная ячейка. Причиной отказа в протоколе заседания комитета комсомола указано распространение ложных слухов о личной жизни первого секретаря горкома комсомола.

– Ну и что? – устало спросил Шелестов. – Вы уверены, что слухи ложные, а отказ не инициирован именно этим первым секретарем? Какие-то подробности того дела вы получили? Мнение других комсомольцев, результаты проверки чистоты комсомольцев той ячейки?

– Нет, – голос капитана как-то сразу стал на тон ниже, и из него исчезли бравурные нотки. – Я, собственно, делал запрос на предмет… Ну да, вы правы, товарищ подполковник. Я сейчас сформулирую дополнительные запросы и отправлю, пока генерал здесь и может подписать запросы.

– Отставить, товарищ капитан! – резко сказал Шелестов. – Хватит запросов. Займитесь установлением личности убитого диверсанта, перетрясите архивы сигуранцы. Мы их захватили большое количество. Задержанная показала, что ее ухажер румын. Наверняка и тот второй, который прикрывал его бегство, тоже румын.

– Да-да, конечно, – промямли Болотов, но вовремя спохватился, что разговаривает с подполковником из Главного управления НКВД, и поправился: – Так точно, товарищ подполковник, я вас понял. Приступаю!

А в камере гауптвахты лейтенант Лапин принялся за допрос со всем своим рвением.

– Ваши имя, отчество, фамилия?

– Глушко я, – сквозь слезы, торопливо ответила девушка и кивнула на стол. – Там товарищ военный все уже записал про меня.

– Товарищ? – Лейтенант посмотрел на девушку с угрозой. – Не спешите, гражданка Глушко. Это еще нужно доказать, что вы можете кого-то из советских людей называть словом «товарищ». Мы еще должны убедиться в том, что вы нам товарищ.

– Глушко Оксана Петровна я, – убитым голосом ответила девушка.

– Гражданка Глушко, вы знаете, почему вас допрашивают?

– Нет, не знаю. Я ведь ни в чем не виновата. Я не понимаю, в чем меня обвиняют!

– Ваш парень, этот ваш румынский ухажер, которого вы называете Эмилом Йонеску, оказался вражеским диверсантом. Вы об этом знали?

– Нет! Я не знала. Эмил для меня был самым обыкновенным человеком.

– Вы что, глупая? Вы хотите сказать, что встречались с человеком и не подозревали, что он враг? Или вы умышленно лжете мне здесь? Пытаетесь ввести следствие в заблуждение, запутать следы? Чьи следы, диверсанта Йонеску или ваши – пособницы врага гражданки Глушко?

– Я не пособница, Эмил не враг. Все совсем не так. Он хороший. Я… я просто любила его.

– Давайте прекратим эту ненужную дискуссию про любовь! Мы вас по-другому спросим, гражданка Глушко. Как часто вы встречались с румынским гражданином по фамилии Йонеску?

– Один или два раза в неделю. Когда у меня была возможность выходить за пределы части. – Девушка ответила машинально, но тут же сорвалась и снова нервно стала убеждать лейтенанта: – Поверьте, прошу вас, у нас были обычные отношения, как у любых других людей.

– И вы никогда не замечали ничего подозрительного?

– Нет. Он никогда не говорил о моей работе, но часто рассказывал о своей. Он просто учитель.

– Часто Йонеску уезжал, как долго у вас были перерывы и вы не встречались?

– Уезжал? – Девушка удивленно посмотрела на Лапина. Она замолчала, опустила глаза, а потом ответила: – Да, уезжал. Иногда. За два месяца нашего знакомства он уезжал несколько раз. На несколько дней.

– Учитель? Школьный учитель? А как он объяснял свои частые командировки?

– Он говорил, что его посылают навещать детей, которые не могут посещать школу. За городом. Он часто ездил на неделю, иногда дольше. Но разве это – доказательство, что он диверсант?

– Послушайте, Оксана Петровна. Вы живете в СССР. В наше время нет места для наивности. Если вы не знали, то почему так спокойны были с человеком, который часто пропадал?

– Я доверяла Эмилу. Он казался добрым, порядочным человеком.

– Добрым? Порядочным? Вы хоть понимаете, в каком положении находитесь? Вы осознаете, что могли быть его соучастницей? Или, возможно, вы все знали и скрывали это?

– Нет, клянусь, я не знала! Я даже не подозревала.

– Нам интересны ваши контакты с этим румыном. Он приносил вам какие-то вещи? Документы? Может быть, дарил вам что-то?

– Документы? Нет, ничего подобного не было. Только личные вещи.

– Какие именно вещи?

– Весной он подарил мне пальто. В зимнем было уже жарко. Пальто, иногда книги. Он не часто делал подарки для меня.

– Подарки? Подробнее, пожалуйста!

– Да, он дарил мне книги, цветы. Но разве это преступление? Вы что, сами не дарили девушкам цветы? Никогда? Все было так обыденно.