Тайный год

Но колдун многому научил! От сглаза пить толчёный алмаз, растворив его в козьем молоке. Бирюза гибнет на больном теле. Жемчуг тускнеет на человеке без совести. Сапфир помогает в походах. Сердолик в серьгах и перстнях утишает гнев, а положен на веки, снимает усталость. Топаз носить от болей в почках. Янтарём натирать колени. А его, Ивана, камень по рождению – смарагд – это кладезь добра: он снижает жар, лечит ожоги, боли в сердце, служит талисманом для матерей, притягивает успех и богатство, а ведунам показывает будущее.

А сколько узнал о золоте и серебре! Если серебро держать во рту – уходит жажда. Вода, в коей выварено золото, – главная панацея от всех болезней… И варили вместе золото, и пили, и маг хитро, на разные лады утверждал, что вываренное золото уже негодно, даже опасно, его надо очистить, пусть государь отдаст ему, Бомелию, сей негодный опасный металл, а он, Бомелий, знает, как отскрести от него скверну, вернуть прежний лик и блик.

Вместе «Изумрудную скрижаль» Гермеса Трисмегиста читали, а это опасное дело!.. Один раз после чтения Бомелий совсем осатанел и заставил его, Ивана, при пряче клада под Вологдой положить в землю на сундуки с золотом живого стрельца и прикрыть его сверху доской с заклинаниями против всяческих искателей и таскателей – так, дескать, клад надёжно будет охранён, а если кто и докопается до стрельца и доски, то клад сразу рухнет в тартарары…

И в небесных делах был сведущ Бомелий – говорил, что звёзды обитаемы людьми с тонкой кожей, отчего эти люди каждый день сгорают под солнцем дотла, а за ночь, к утру, обрастают новой кожей. И в земных делах понимал немало: если где порез или ссадина – тут же плесень с хлеба соскабливал и ею ранку облеплял. Когда скисли десять бочонков рейнского вина – подарок ганзейских купцов, – посоветовал вскипятить скисшее вино с камедью, ладаном и гвоздикой, пенку снимать деревянной ложкой, а потом выставить на мороз, что сразу вернуло вину питейный вкус.

Вдруг в мыслях случился перекос: во сне был грозный знак, преграда на пути – дохлый кроль!.. И архангел Михаил приказал: «Убей, выбрось кроля, не то плохо будет тебе и державе!»

Это надо сделать не во сне, а наяву! Пусть кроль унесёт с собой болезнь и язву! И сделать это немедля! И самому! Да, сей же час, не откладывая, чтобы встретить праздник безгрешным, как лань Господня!

Откинув перину, спустил ноги в чёботы. Колени щёлкнули громко и ясно, как Малютин кнут на плахе. Но слуг звать нельзя, самому обойтись надо! «Мне приказано! Я обязан исполнить!»

Вылез из постелей, взял посох, стал подслеповато шарить по углам. Нашёл кроля у стены, под иконой Богоматери: Кругляш, неимоверно распухнув, лежал на боку, подёргивая лапами и ушами.

Потыкал в него посохом, пару раз ткнул ногой – кроль издал тяжкий человечий стон. Как тащить кроля? И куда? И что делать?

Натянул шерстяные ноговицы, тёплую рясу с подволокой, овечью безрукавку, выбрал длиннополый тулуп, прихватил засапожный нож. Сорвал с гвоздя рубаху, расстелил её и с трудом, за уши и лапы, перетащил бездвижного, но тёплого зверька на ткань. Завязал углы в узел, как учили в детстве вороватые татарчата на базаре («если что украл, а класть некуда – в рубаху вяжи!»).

Выглянул из окна – туман покрывает двор. Крепостных стен не разглядеть, даже Распятская церковь плохоразличима в серых сумерках. Колокола пока молчат. Рано. Темень и морозец. Бака Ака, уходя в такой день на Хиландарское подворье справлять со своими сербами Аранхеловдан, говорила: если в день Михаила-архангела с утра туман – то быть ростепели, а если иней – то жди холодной зимы: «Буди снежна зима и санны путь прочен!»

Взвалил куль с кролём на спину и ушёл по чёрной лестнице во двор, где обиходом добрался до старого колодца, куда кидали овцу. Кроль давил так, словно за спиной не заяц, а целый баран висит.

По дороге вспомнилось, как десять лет назад, ровно в день архистратига Михаила, Федька Басманов по царёвой подлой указке избил в церкви митрополита Филиппа, напялил на него рваньё, пинками выгнал на мороз, запихнул в дровни с ослами и отправил в Богоявленский монастырь. «Не за то ли паскудное деяние несу ношу сию?»

Колодец был покрыт трухлявыми досками.

Шлёпнул куль на доски, развязал узел. Кругляш лежал на боку, приоткрыв розовые глаза и шевеля носиком, словно молясь.

А какую молитву читать? Здравницу за своё здоровье? Благодарение за избавление? И кому? Архангелу? Господу?

Начал бормотать наобум:

– Владыко Вседержитель, наказуя, не умерщвляй, посети милостью раба Твоего Ивана, прости ему всякое согрешение, вольное и невольное! Ниспошли силу Твою с небес, прикоснись к телесам, угаси огневицу, укроти всякую немощь таящуюся! Воздвигни раба Твоего Ивана от одра болезни целым и совершенным!

Потом перевернул кроля на спину. Раздвинул лапки, нащупал сердце. Вытащил из сапога нож и застыл в столбняке.