Тайный год

– Сказано в Библии: пророк Даниил стоял двадцать один день против царя персидского Валтасара – и выстоял! Ты, архистратиг, спас Даниила! Ты передал Иисусу Навину благую весть от Господа! Ты избавил благочестивого Архиппа от наводнения, отворив мечом горы! Ты изничтожил воинство ассирийского владыки Синаххериба, сына Саргона! Ты вынул живыми отроков Седраха, Мисаха и Авденаго из пещи огненной! Это всё ты, архангел Михаил! Ты и сам спасал, и нам велел! Вот этой рукой, – изрядно потряс левой пятернёй в перевязке, – я выволок из тигриных лап младенца, ибо малые мира сего нуждаются в защите от зломыслов! А вы, отцы мои, кого спасли?

И опять ропоток пошёл по собору – святые отцы зашушукались встревоженно, по-земному: архангел Михаил отроков и пророков спасал, а вот нас кто спасёт, кто вытащит из пасти царя?

А тот, задрав клокастую бороду к своду, тыча клюкой вверх (куда мигом обратились все лица), громогласно и раздельно, с нарастанием мощи, продолжил:

– Когда Енох, сын Иареда, прибыл на Небеса, то Господь приказал только архангелу Михаилу совлечь с Еноха земные одежды, помазать его благим миро и переоблачить в ризы небесные! Так-то! Никому, кроме архистратига, Господь не доверяет самых важных дел! Посему вознесём грозному ангелу по делам его!

И неожиданно запел свой канон, руками вынуждая всех подтягивать.

Пел лучше всех: голос был чист и мрачен, полон силы, а святые отцы тянули вразнобой, многие, слова забыв, и вовсе гнусавили что-то неразборчиво.

Это было замечено, разозлило: «Уж моего плетения канон могли бы выучить, лицемерники!» В досаде двинул клюкой об пол:

– Вот ведь до чего дошло – причт слов не знает! Эдак и «Отче наш…» вам не вспомнить!.. Ничего, есть силы, кои заставят вас напрячь свою хилую память!.. – Как бы невзначай махнул рукой в сторону Скуратова, что вовсе не укрылось от Собора: уж эти-то напомнят, знамо дело, братья Скуратовы кому не известны! Их вечно на Руси будут поминать и помнить!

Переждав шёпот и зорко вглядываясь в попов, ослабших от волнения и тяжёлого облачения, будоражась и навостряясь, решил подобраться к главному:

– И я ныне, как тот Архипп, должен просить у вас, достопочтенные святые отцы, помощи! Да, да, помощи и поддержки! Деньги в казне были, деньги будут, ныне же денег нет! Взгляните на меня, вашего царя!.. Так ли должен быть он одет и обут, да ещё в праздник?.. – Для вящей убедительности из-под рясы был выставлен облезлый сапог. – Такую ли шапчонку должна носить его голова, привыклая к мономахову меху?.. – Треух был сорван и швырнут на пол. – На такую ли клюку должен опираться ваш царь, когда кое-кто из вас на посохи навуходоносоровы опирается?.. Такой ли жалкий крест должен быть на царе?.. – Рванул на груди рясу, выпростал крест, потряс им. – На вас, небось, кресты всё золотые нацеплены, алмазными камнями усеяны, а крест Иисуса Христа на Лобном месте был кровью уснащён и муками сдобрен!.. Вы, ехидны, носите не крест Христа, а крест Вараввы-разбойца!.. – Размахивая руками, блестя голым черепом, вдруг съехал на зловещий раздельный шёпот: – Спутали кресты!.. Не тот прихватили с Голгофы!.. Крест Вараввы на вас, аспидах, а не крест Спасителя!.. И вы – воры, и крест воровской вараввианский на себе таскаете!..

По собору понеслось изумлённое:

– Мы? Когда? Чей крест? На Лобне? Мы? Умилосердись, батюшка! Только о мире печёмся всё время!

От этих жалобных звуков хищная ярость заклубилась в нём сильнее:

– Да, вы! И ты! И ты! И ты! И ты! Все хороши, все одним миром мазаны! Да, да, не святым миро, а грешным, скверным миром, как свиньи калом! Чистому человеку даже стоять рядом с вами невместно от тошной вони вашей! Я мечусь, взываю – а натыкаюсь только на ваши глухие уши! Но ошибается тот, кто думает, что может вечно безнаказанно грешить, блудить и беззаконничать! Для таких карающий меч предуготован! И не плачьте потом! Само собой ничего не случается, а токмо по воле Всевышнего! Как Он пожелает – так оно и будет!

И под робкие вскрики («это не мы, это жиды с Голгофы кресты стащили, мы при чём?»), распалившись донельзя, резко вырвал из клюки клинок, вознёс его над блестящим черепом и прокричал что-то угрожающее, мрачное, отчего причт в ужасе шарахнулся от амвона так резво, что в заднем ряду настоятель Сергиева монастыря не устоял на ногах, грохнулся навзничь.

Довольный их страхом, переждал, всунул остриё обратно в клюку и принялся громогласно и мерно говорить: