– Ободрать как липку! – скаламбурил Платоныч, который только сейчас начал что-то понимать.
– Как липку не надо. Во всем хороша умеренность. Дойных коров не режут. Если сейчас он заплатит слишком много, то другой раз не принесет нам рекламы. А ее у нас не так много. Чтобы сохранить с Липским хорошие отношения, надо сделать вид, что мы отдаем «Труп гармонии» по дешевке. Да и денег-то очень больших у Липского нет, он же не олигарх, даже не монополист на чайном рынке.
– Десять тыщ! – мечтательно бухнул Платоныч.
Кузовков одобрительно кивнул:
– Надо полагать, долларов? Мне нравится эта сумма. Но все же Липский нам ее не простит, если узнает, что мы его провели с Коганом. А вот потерять для него пять тысяч у. е. – это все равно что нам лишиться пяти тысяч рублей. Мы же не разоримся из-за этого! И он пусть не разоряется. – Андрей нажал кнопку «самсунговского» селектора. – Катерина, зайди ко мне!
Вошла Катя, наборщица издательства и по совместительству секретарша Кузовкова, сидевшая за компьютером в маленьком закутке-передней, в которую выходили обе двери «Секретных расследований».
– Катя, сервируй столик: текилу, лимоны, соль, крекеры, бутерброды, потом подашь кофе – чаю господин Липский принципиально не пьет, знает, из какого дерьма его делают… – Кузовков вдруг замолчал и нахмурился. – Ты как оделась?!
– А что? – растерялась, покраснев, Катя, хорошенькая девушка, которую несколько портил кривоватый нос.
– Я же тебя просил по телефону: оденься сек-су-аль-но!
– Так я… – вконец смешалась девушка. – Разве… не сексуально?
Звонарев и Платоныч обернулись и воззрились на Катин наряд. Ее стройную фигурку с крепкими круглыми грудями плотно облегало тонкое черное платье с разрезом сбоку, как у звонаревской Натальи, – но не до трусов, а до середины ляжки. По правде говоря, разрумянившаяся Катерина в легких туфельках на высоком каблучке выглядела достаточно сексуально.
– Это платье только для театра сексуально, а для Липского – не сексуально! То ты ходишь с голым пупком, в юбчонках, обрезанных по самое «не балуйся», работать, понимаешь, мешаешь, а когда надо, напялила вдруг платье до колен! Что мне этот твой великосветский разрез на ноге? Лучше бы вырез на груди сделала глубже! Или ты думаешь, что Липский – английский лорд? Он бывший спекулянт с партбилетом! Липский мне нужен тепленький, в хорошем, игривом настроении! Чтобы расстался с деньгами легко! Наклоняясь налить кофе, ты должна была его шкодливым глазам все свои прелести показать, спереди и сзади! Неужели это так трудно? Платишь, платишь вам зарплату… Я ведь не уговариваю тебя спать с клиентами, как другие боссы, просил только показать буржую маленький стриптиз! Ты что думаешь, я бы не разделся до трусов, если бы нужно было для дела?
Кузовков, как знали Алексей и Платоныч, любил просторные семейные трусы в полосочку. Они захохотали, представив себе его в них – длинного, но уже подернутого жирком.
– Это шоу исключительно для гомиков-экстремалов! – голосом телеведущего объявил Звонарев.
– Так, может, Липскому это и надо? – предположил Платоныч. – А ты Катьку мучишь.
– Тебе надо было сказать Катерине: оденься грубо-сексуально, – сказал сквозь смех Звонарев. – Она же не знает, что у вас с Липским животные понятия об эротике.
– Андрей Васильевич, я могу подколоть платье булавками, – предложила улыбавшаяся Катя.
Кузовков махнул рукой.
– Подколи. А вы можете считать себя уволенными. Или вы думаете, что сами образцы мужской красоты?
Через полчаса явился Липский. Это был кругленький господин с массивными плоскими щеками и рыбьим ртом. Блестящими глазками он все посматривал на мазню Корешкова-Когана. Премудрый Кузовков, не дав Липскому открыть окуневый рот, начал с рекламы, и лишь когда этот вопрос решился, позволил перейти к живописи.
– Если бы вы решились продать эту картину, то сколько бы вы за нее запросили? – закинул клиент удочку. – Я имею в виду реальную цену.
– Думаю, речь шла бы о нескольких десятках тысяч долларов. Но вам, рассчитывая на дальнейшее плодотворное сотрудничество, сделали бы основательную скидку. Скажем, до пяти тысяч. – Андрей нажал кнопку, чтобы вошла с кофе Катя в своем преображенном платье, подколотая юбка которого топорщилась, словно балетная пачка.
Липский почесал лысину, глотнул текилы. Глазки его забегали, лишь на мгновение задержавшись на голоногой балерине с подносом. Было очевидно, что, несмотря на «пургу» Кузовкова, цена ему представилась слишком высокой, но и показаться лохом, не знающим стоимости «истинного Когана», ему не хотелось. Кузовков внимательно наблюдал за ним.
– Нельзя ли немного подешевле… учитывая перспективы дальнейшего сотрудничества? – спросил наконец Липский.
Кузовков величаво выпрямился.