Тайный коридор

Пункт седьмой: в апреле и мае 1953 года Берия вызвал из-за границы более половины работников резидентур МВД. Большая часть их, 200 человек, находилась в Москве в течение 2–3 месяцев, вплоть до ареста Берии. Были потеряны связи со многими ценными агентами. В момент подготовки мятежа в Германии Берия принял решение о сокращении аппарата уполномоченных МВД в ГДР в семь раз. Были отозваны на три месяца в Москву уполномоченный МВД СССР по Германии и его заместители. Берия подверг резкому сокращению и чистке разведывательное управление. В эти месяцы работала практически только армейская разведка. Но именно она сумела предотвратить катастрофическое развитие событий.

Берия, понимая, что его грязное политическое прошлое ни для кого не секрет, слишком спешил заработать репутацию демократа и, к тому же, не контролировал еще сохранившую бдительность армию, поэтому не смог в столь короткий срок довести свой план ликвидации СССР до завершения. Тем не менее быстрая дестабилизация ситуации в самой стране и особенно в стане ее союзников при последовательной реализации пунктов подрывного плана Берии показала их эффективность. Исходя из представленных мной данных, а также из того, что пропаганда наших противников неустанно продолжает работать по этим пунктам, убежден, что, когда разложившаяся и подкупленная нашими врагами элита предпримет новую попытку государственного переворота, будет снова использован план Берии, только более осторожно и медленно, под лозунгом “социалистической демократии”, как в Чехословакии. Особую опасность, как доказал опыт событий 1953 года, будут представлять решения, оформленные высокопоставленными агентами влияния как постановления Политбюро, потому что партийная дисциплина обяжет нижестоящих партийных чиновников неукоснительно их соблюдать. Этого ни в коем случае нельзя допустить, закрепив законодательно суровые наказания за действия в указанных направлениях, поскольку демократия, ведущая к расшатыванию основных государственных устоев, не допускается ни в одной стране мира».

Зыбин снял очки и сложил листки.

– Ну и что вы скажете? – спросил он торжествующе. – Разве не так действовал коллективный Берия в годы перестройки? Они учли все ошибки своего предшественника. Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе не перессорились, как Берия, Маленков и Хрущев. Они оформляли свои решения постановлениями Политбюро, как и предсказывал мой корреспондент. Думаете, легко было им противостоять? Но это не значит, что мы не действовали. Приведенные в этом документе данные на Яковлева и Шеварднадзе были доставлены по нашим каналам председателю КГБ Крючкову. Но Крючков понес их тому, кому непосредственно подчинялся, – Горбачеву. А Горбачев ознакомил с ними Яковлева и Шеварднадзе.

Это была правда. Не так давно Звонарев присутствовал на пресс-конференции Крючкова, и он рассказывал то же самое.

– Ну что ж, – сказал Алексей. – Давайте письмо, снимем с него копию и напечатаем, хоть и поздновато уже это.

Старик покачал головой.

– Все письмо я вам дать не могу. Еще живы люди, которые помогали этому разведчику, их можно вычислить по отдельным деталям. Да и некоторые сведения по-прежнему представляют собой служебную тайну.

«И ты дождешься, пока она не станет явью, как разрушение СССР?» – насмешливо подумал Звонарев. Он вспомнил слова Трубачева: «Устал я хранить чужие тайны».

– Вы можете использовать тот отрывок, который я вам прочитал, – продолжал Александр Тимофеевич, – и еще один, приоткрывающий завесу над тайными механизмами событий в Чехословакии в шестьдесят восьмом году. В конце декабря шестьдесят седьмого года, когда стало ясно, что деструктивные силы в ЦК КПЧ готовят смещение Антонина Новотного с поста первого секретаря ЦК, местные военные, как и у нас в пятьдесят третьем году, быстро поняли, чем это грозит. Верные Новотному и Москве генералы готовы были объявить чрезвычайное положение. И тогда, перед январским пленумом ЦК КПЧ, одного генерала обвинили в коррупции, в результате чего он был вынужден бежать за границу, а другой при загадочных обстоятельствах покончил жизнь самоубийством. Вместо Новотного на пленуме избрали Дубчека, и началась пресловутая Пражская весна.

«Да ему что шестьдесят восьмой год, что девяносто восьмой – без разницы! – догадался Алексей. – Вся его жизнь осталась в прошлом, а в настоящем – ржавый сейф под столом! Ну какие там, к лешему, тайны Пражской весны, если нет уже ни Чехословакии, ни Советского Союза и сам Дубчек погиб в таинственной автокатастрофе перед выборами президента Чехословакии? Все давно шито-крыто! Зачем мне знать, отчего покончил с собой чехословацкий генерал, если уже после этого, через полтора десятка лет, застрелился Трубачев, а с момента его смерти прошло еще пятнадцать лет?»