Тайный крестовый поход (ЛП)

— Нищие. Шлюхи. Наркоманы. Прокаженные. Хорошие бы из них вышли рабы? Да они не способны выполнять даже самую простую работу. Нет… Я не продавал, а спасал их. А ты уничтожил всех нас потому, что тебе так приказали.

— Нет, — отозвался запутавшийся Альтаир. — Ты наживался на войне. На поломанных жизнях.

— Ты так думаешь, закосневший в невежестве. Отгородил свое сознание от всего происходящего, да? Говорят, в этом вы мастера. Ты видишь в этом некую иронию?

Альтаир посмотрел на него. Всё повторялось, как и с де Наплузом. Слова умирающего угрожали перевернуть с ног на голову всё, что Альтаир знал о цели — или, по крайней мере, думал, что знал.

— Нет, пока не видишь, — Талал улыбнулся в последний раз, видя, что Альтаир запутался. — Но ты увидишь.

С этими словами он умер.

Альтаир закрыл ему глаза, пробормотав: «Мне очень жаль», — вытер о тело клинок, встал и скрылся в толпе. Труп Талала за его спиной заливал песок кровью.

ГЛАВА 15

В пути Альтаир останавливался у колодцев, водоемов и фонтанов. Везде, где была вода и тень от пальм. Там он мог отдохнуть, а конь спокойно попастись на траве. Частенько случалось так, что в тени рос лишь небольшой клочок травы, так что можно было не опасаться того, что конь убежит.

В ту ночь он отыскал фонтан, огороженный стенами, с аркой в одной из них. Это делалось для того, чтобы пустыня не уничтожила драгоценный источник. Альтаир напился, а потом лег рядом, слушая, как с другой стороны капает о неотесанный камень вода, и думал о том, как умер Талал. Мысли его постепенно вернулись ещё дальше в прошлое, к тем, кто умер давным-давно. Жизнь сменяла смерть.

Впервые он столкнулся с этим в детстве, во время осады. Ассассины и сарацины. И, конечно, его собственный отец, хотя, слава Аллаху, сам Альтаир не видел его гибели. И все-таки он слышал. Слышал, как опускается меч, слышал мягкий удар. Он бросился к воротам, желая последовать за отцом, но его перехватили чужие руки.

Он вырывался, крича: «Пустите меня! Отпустите!»

— Нет, сын мой.

Альтаир увидел Ахмада, шпиона, за чью жизнь отец Альтаира заплатил собственной. Альтаир с ненавистью посмотрел на него, не обращая внимания на то, что Ахмаду пришлось многое вынести. Ассассина избили так, что теперь он едва мог стоять, а душу его разрывало от стыда, что он не вынес допроса сарацинов. Альтаир же думал только о том, что отец пошел на смерть и…

— Это твоя вина! — закричал он, вырываясь из рук Ахмада, стоявшего с опущенной головой. Слова мальчишки были для него словно удары.

— Это твоя вина! — повторил Альтаир и опустился на траву, обхватив руками голову, желая закрыться от всего мира. В нескольких шагах от него на траву опустился Ахмад, избитый и опустошенный.

Сарацины ушли от стен цитадели, оставив обезглавленное тело отца Альтаира ассассинам. Оставив рану, которая не заживет никогда.

Потом Альтаир остался в каменном доме с серыми стенами, который некогда делил с отцом. Он упал на пол рядом со простым столом, стоявшим между двумя соломенными тюфяками — побольше и поменьше. Потом он перебрался на постель — на большую. Так он мог чувствовать запах отца. Иногда Альтаир представлял его себе. Отец сидел в комнате и читал какой-нибудь свиток, или возвращался поздно ночью, чтобы отругать Альтаира за то, что он ещё не спит, а потом задувал свечу. Воображение — всё, что теперь осталось у него, сироты Альтаира. Это и его воспоминания. Аль Муалим сказал, что когда придет время, и примут решение о его судьбе, его позовут. В то же время Мастер сказал, что если Альтаиру что-нибудь понадобится, он должен обратиться к нему, как к своему наставнику.

Ахмад мучился от лихорадки. Ночами его стоны разносились по всей цитадели. Иногда он кричал, словно от боли, а иногда вел себя словно безумец. Однажды ночью он начал выкрикивать одно и то же слово. Альтаир встал и подошел к окну, потому что ему показалось, что он услышал имя своего отца.

Так и было. «Умар». Альтаир дрогнул, словно от пощечины.

«Умар». Крик эхом отразился от пустого двора внизу. «Умар».

Нет. Двор не был пуст. Приглядевшись, Альтаир увидел мальчика своего возраста, который, словно дозорный, стоял посреди утреннего тумана, окутавшего двор. Это был Аббас. Альтаир плохо его знал, но это был Аббас Софиан, сын Ахмада. Мальчик стоял, прислушиваясь к полу бредовым словам своего отца, и, возможно, безмолвно молился за него. Альтаир наблюдал за ним в течение нескольких ударов сердца, потому что в безмолвном бдении было что-то восхищающее. Потом он отпустил занавески и вернулся в постель, зажав уши руками, чтобы больше не слышать, как Ахмад называет имя его отца. Он попытался почувствовать запах отца и понял, что больше не чувствует его.

Говорили, что на следующий день лихорадка оставила Ахмада, и что он вернулся в свой дом, сломленный духом. Альтаир слышал, что Ахмад лежал под присмотром Аббаса. Так прошло два дня.