Тайный наследник криминальной империи

– Так… – посмотрела растерянно, – а я тогда там зачем?

Зачем? Боюсь, если отвечу – ты прямо в машине от страха откинешься.

Вряд ли девочка понимает, с кем имеет дело сейчас. В лицо меня мало кто знает. Я предпочитаю держаться в тени. Хотя имя знакомо каждой мало-мальски полезной собаке.

И, в силу кругов, где вращаюсь, я осмотрителен. Не привык по-другому. Не могу отпустить эту Фею, не узнав, что за фрукт. Слишком многое она сегодня увидела. Сама себе приговор подписала, назвав мое имя. Куда теперь с ее прелестных губок утечет это имя – только гадать остается.

Может в сеть, приправленное кучей красноречивых подробностей. Или, в желтую прессу, где все подробности за нее дорисуют. А я очень тщательно слежу за информационным полем вокруг своего имени. Ни к чему мне шумиха.

Хотя… Я оценивающе взглянул на нее.

Кажется, что первым делом она бы побежала в ментовку. Такой вариант мне не страшен – своих шавок полно на любых должностях.

– Так, зачем?

– Я же сказал, – голос огрубел, пресекая расспросы. – По два раза повторять не люблю. Приблуду твою привезут, если надо. И тачка, кстати, твоя, прямо сейчас едет в сервис.

– Спасибо, – ошарашенное просипела Есения, посмотрев на меня недоверчиво.

Да, да, Фея. Все ты правильно поняла. «Уборка» с каждой минутой дорожает сильнее.

Пацан на ее руках вдруг заерзал, словно почувствовав, что я на него снова смотрю. А я, да. Смотрю, твою мать. Взгляд прилипает то к нему, то к его мамке.

Фея, заметив, что ребенок проснулся, закаменела буквально.

Та-ак. И эта реакция не менее странная. И я все больше не доверяю этой пришибленной Фее, с ее необъяснимым ничем поведением.

А пацан тем временем протер сонные глаза кулачками. Я приклеился к его полупрофилю. Прямой выдающийся нос, темные скулы, черные волосы. «Свою» восточную кровь я узнаю из тысячи. Фея явно выбрала в отцы своему сыну кого-то из представителей моего народа.

Я ухмыльнулся, размышляя об этом. Но стоило представить ее с мужиком, и почему-то кровь закипала внутри.

Что за… дурость вообще? Я заревновал случайную девку? И тут же морщусь, про себя назвав ее так.

Вот так да… – мои-то реакции со стороны, наверное, не менее странные.

– Дядь… – раздался шепот в тишине полутемного салона авто как раз в тот момент, когда оно свернуло на охраняемую территорию особняка. Я сморгнул, и устремил взгляд на мальчишку. А он смотрел в ответ огромными серо-голубыми глазами. Как у матери. И у меня похолодело что-то в груди. Потому что я видел я в этот миг… Себя. – Я, когда вырасту, – продолжал шептать парень, лупя по мне взглядом, – буду таким же сильным как ты. И маму буду защищать. Как ты сегодня.

Простые слова. По-детски наивные.

А мне будто всадили поддых.

Меня боятся. И меня уважают. Про меня говорят шепотом, а при обращении опускают глаза.

Но… не восхищался мною никто вот уже лет тридцать, не меньше.

13

13

Я, наверное, в моменте просто погибла. Умерла прямо там, на сиденье дорогого авто. Отказали все органы чувств. Легкие перестали качать кислород, а сердце отсчитывать пульс.

Потому что смотрел Гром в тот момент на свою копию.

Я даже не слышала, что Петька ему говорит. Слабоумно пялилась, как лицо мужчины бледнеет и вытягивается в немом изумлении. Как ощупывает взглядом лицо моего… нашего сына! Я была уверена, что он все понял с первого взгляда. Потому что при взгляде на Петьку не понять невозможно. У него тот же нос. Те же скулы. И брови. И губы. Он весь – будто был продолжением Грома, скромно забрав от меня лишь цвет глаз.

А потом шум внешнего мира обрушился на меня с новой силой. Мозг начал качать информацию. Как жесткий диск, обрабатывая самые достоверные варианты.

Варианты, в которые Гром сможет поверить.

Я уже выяснила, что он не вспомнил меня. И это не удивило совсем. Та ночь была слишком темной. И сам Гром был в горячке. В бреду. Наша близость мне и самой помнилась полусном. Лишь фантазией. И, если бы каждый день я не видела живое напоминание о ней – возможно уже давно бы перестала верить в существование этого мужчины.

Мысли включились, начав хаотично работать.

– Его отец… – торопливо залепетала я не своим голосом, – погиб. Я одна у него. – А следом я поняла, что смертный приговор себе подписала. Ведь Гром даже ни единого вопроса не задал, а я уже начала «объясняться». На секунду прикрыла глаза, приказывая себе успокоиться и выбраться из пучины панической лжи, которую я только что себе создала. – Понимаете? – Давяще взглянув на мужчину, продолжила. – Я у моего сына одна. Поэтому… Поэтому, не обижайте нас. Пожалуйста. Если что-то случится со мной, у него никого не останется.

Гром поднял на меня взгляд. Завороженный и темный. Будто слепой.

– Хорошо… – Медленно произнес он. И один бог знает, о чем Гром тогда думал. Что за мысли роились в его голове?

– С-спасибо. Я… вам… верю.

Опасность, по краю которой я ходила, балансируя на лезвии ножа, ощущалась щекоткой в затылке. Врать такому человеку как Гром? Да безопаснее будет со скалы сразу броситься.

Но я стиснула зубы, решив отыграть эту роль до конца.