- Сам очкуешь, - я взбесился, я чувствовал, что он врёт насчёт эссе, и как подло он выворачивает, чтобы пристыдить меня неблагодарностью. Я не верю! Мы с Владимиром так знатно общались, дружили! Я не верю, что это всё для создания душевногол уюта. Не может быть. - Боишься, что я не соглашусь. И я завтра же пойду в архив или куда ещё, и попрошу своё эссе. И если оно заменено, я … я хочу удостовериться…Да гори всё пропадом. Я… Я… Я и диплом откажусь получать. От тебя только вред, ты только вредишь!
- Послушай, дорогой Антоний! – Он подошёл ко мне вплотную и стал трясти за плечи. – Мы вовсю работаем, но требуется скриптор. Переписчик нужен. Есть заказы! Очень приличные деньги, я тебе обещаю.
- Не хочу, - упрямо сказал я. – И предательски закапали слёзы. – Не хочу. Я хотел сказать, чтобы он убирался, что я его ненавижу, не хочу с ним разговаривать, и с его Володей тоже, не хочу их видеть, но вместо этого позорно разрыдался и слился на кухню.
Я рассчитывал, что он свалит, оставит меня в покое, но я услышал звук открывающейся застёжки-молнии - он вошёл ко мне с пакетом и показал книгу, которую напечатали тиражом аж пять экземпляров.
- Вот видишь? Молитвослов восемнадцатого века, гравюры. Глянь, какого качества, вот что значит современная технология: и объём, и толщина. Было пять, это последний экземпляр. Стоит как недорогая иномарка. Есть клиенты, понимаешь ты. А вот, – он потряс другой книгой – сборник для отпеваний, тоже копия девятнадцатого века, посмотри, не упирайся. Глянь, какая красота!
Я не удержался и пролистал экземпляр.
- Вип-покойника вип-батюшка отпевает по вип-молитвослову?
- И клиенты ждут. Деньги плывут к тебе. Думаешь, я нажиться хочу? Да пожалуйста: хоть пятьдесят процентов себе забирай. Я для тебя стараюсь. Для вас с Володей, для мамы, я виноват перед мамой. Ну! Ничтоже сумняшеся! Прими решение! Это же подарок судьбы!
Уговаривает, уговаривает…
- Нет.
- Антоний! Это не благородно! Это чёрная неблагодарность. Тебе всего двадцать один, для тебя всё делали, всё, а ты, - он покачал головой. – Разве так можно?
- Я не могу, - сухо ответил я. – И не спрашивайте больше, почему. Потому что не хочу.
- Буду сидеть тут и ждать, пока захочешь. - Староверов сел на табурет и отвернулся к окну, теребя оборку тюля. Он и не собирался уходить. Он решил меня дожать любыми средствами. Ему нужно, значит я должен.
Я тоже сидел и молчал. Состояние жуткое. Я теперь понимал, почему некоторые в нашем классе, кто возражал ему и не читал по программе, делал много ошибок, почему они постепенно становились забитыми и сливались из школы, переводились в другую. В школе до меня доходили разговоры, что в лагере Староверов вёл себя жестоко, давал подзатыльники. Тогда я не верил. То есть считал, что если довели, а у нас учились такие кадры, кто ставил себе задачу – довести, то и получил за дело. Я считал его порядочным. Но стоило мне начать ему хамить, он стал хамить в ответ. Так не поступают интеллигенты. А он корчил из себя интеллигента. Ещё я вспомнил случай, мне о нём Данёк написал, когда я на второй курс перешёл. Якобы Староверов довёл в школе училку, она написала заявление по собственному, а первого сентября сиганула из окна. Но многие Староверова поддерживали: он первый распознал у неё шизу и выгнал, могла бы из окна школы сигануть на глах у детей. Ещё Данёк совсем недавно писал, что кто-то из школы пришёл домой и сказал, что повесится, если будет вести уроки Леонид Львович. И ему класс поменяли. Родители бучу подняли, и вроде слух идёт, что он скоро дела свои новому директору передаст. Я думал: а он, ведь, и меня так доведёт. Поэтому «нет» моё должно быть железным.
Он развернулся ко мне:
- Ты можешь объяснить? Хорошая работа, приятная работа, полезная работа, честная. Да ты за два года магистратуры квартиру купишь в Москве.
- Мне не нужна в Москве. Я хочу жить в Мирошеве.
- Купишь в Мирошеве.
- Нам с мамой неплохо и так.
- Машину. Ты же сдал на права?
- Сдал.
- Отстроишь коттедж. Раз в год будешь путешествовать со мной. Я тебе покажу Европу.
- Нет, Леонид Львович, - язык больше не повернётся назвать его папой, - нет. Я не хочу этим заниматься. Не-хо-чу,- отчеканил я.
- Имея талант, - не унимался Староверов. – Имея обширные знания, имея готовый молодой развивающийся бизнес и сбыт – отказываться. Нет. У меня в голове не укладывается. Почему? Причина!
- Не хочу я лучшие дни проводить в скриптории, я хочу тут, на кафедре. Я хочу…
- В голове не укладывается. Отказываешься от того, что само в руки плывёт. И не синица в руках, журавль в небе! Я уйду, дорогой мой Антоний, я уйду. Но имей в виду: больше я за тебя платить не буду. Ни копейки. Всё.
- Да не плати ты, вот испугал, - огрызнулся я.
Он вышел в коридор.
- Но вы, Леонид Львович, забыли ещё один пункт, по которому я вам должен.
- Очень интересно, какой же? – он аккуратно заворачивал книгу, шуршал пузырчатой упаковкой. Снова звук застёжки-молнии, видно чехол был у книги на молнии.
- Талант - моё проклятие, талант.