Тайный покупатель

- Да ладно талант, - скорчил он презрительную мину, больше никаких масок, он весь, от макушки до подошв мокасинов одно сплошное презрение и ненависть, ненависть, ненависть. – Писарь, ну каллиграф - только и всего.

- А как же служение Богу, о которым вы талдычили?

- Так уж: захваливал тебя для общего дела и совместной пользы.

Циник до мозга костей!

- Сын ты мне, сын, вот и хотел подсобить.

- А старший сын? - съязвил я. – Такого почерка не имеет.

Он вдруг разозлился. И мне показалось, он сейчас убьёт меня. Вот абсолютно точно он слетел с катушек.

- Ты не очень-то интеллектом поблёскивай, натаскался здесь в педвузе, на второсортной кафедре.

- Из-за вас, - говорю, - училка из окна выпрыгнула и пацан хотел повеситься. – Я не знал чем крыть, вот и ответил в отместку.

Но его было не сбить. Вот кто ритор-то, похлеще Горобца. Он тогда сказал, открывая дверь:

- Был бы талант на дизайн поступил, Репин. Шушера ты, а не Репин.

- Тогда уж Малевич. – И я отдал ему ключи от квартиры.

Он посмотрел непонимающе на связку, затем кинул её на пол:

- Весь в мать. – Он хлопнул дверью.

Абсолютно не помня себя я стал собирать вещи. Больше я не хотел находиться в этой квартире, ни минуты. Защита через две недели, буду наведываться в Москву, а пока домой, к маме. Заодно и дипломные плакаты ей покажу, файлы в смысле. У них в колледже центр цифровой печати работает, хочется приличной печати на диплом, а не в желтизну. Я разослал сообщения руководителю диплома и ребятам, друзьям по группе. Написал Владимиру насчёт ключей и кресла, и Староверову - попросил прощения за грубость, тоже мне: опустился до его уровня, а может это он опустился до моего. Он не ответил, а Владимир ответил и даже с эмоджи. Вечером я был на вокзале, и ночью стучался в родную квартиру, к маме. Глаза её были заплаканы, она всё знала. Я завалился спать, но заснуть не мог. Ничего страшного не произошло, успокаивал я себя, лежа в полузабытьи. Не может быть такого, что человек не хочет, а его заставляют, я не раб.

Утром разбудила мама, она выглядела прекрасно, как во времена моего детства. Она мне говорила, что теперь колет уколы красоты.

- Антон! Папа ещё просил передать…

- Что просил?

Я подумал, что может он тоже хочет извиниться за некоторые слова, так сказать в ответ. Всё-таки разговор вышел некрасивый, откровенный базар. Не должны люди так опускаться, и что меня дёрнуло ему хамить – я сам от себя не ожидал, как я мог сказать такие слова, одно дело ответы в голове, а другое дело произнесённые вслух.

-Что просил?

- Нет. Ничего. Он предположил. Может вся проблема в девушке?

- В какой девушке?

- Ну может у тебя девушка, или наоборот, ты с ума сходишь, потому что девушки нет.

- Я схожу с ума? – я сел в кровати, я опешил, который раз за эту бесконечную канитель, плавно перешедшую в новый день. – Я? Схожу? С ума?

- Так папа уверил, что если проблема в этом, она будет моментально решена.

- Мама! Мама! Тебе не стыдно?! – возмутился я. – Я прошу: никогда не поднимай эту тему больше! Никогда!

- Ну мы с папой понимаем. Дело молодое…

- Мама! Ты как бабка на сеновале.

- Не на сеновале, а у штакетника, - грустно улыбнулась мама. Она села рядом со мной, обняла и стала причитать:

- Скрипторий был мечтой всей его жизни. Он и со мной сошёлся из-за этого. Всё тогда раздумывал, думал, но тогда ксероксы, сканеры так себе, а сейчас техника наконец стала реальностью, принтер на толщину, представляешь! Это была мечта всей его жизни.

- Мама! Но я не хочу, пойми, не хочу сидеть целый день и писать.

- Но в детстве ты с удовольствием проводил время дома.

- В детстве я жил в сказке. Шкаф с книгами - защитник от злых чар. Открыл книжку, вот ты уже и там, и никто тебя не победит. Мне надоело одиночество, мама. В школе у меня были только приятели, в институте тоже. Дружил со Староверовым Володей, а он… для пользы дела. Я хочу общения, обычного человеческого общения.

- Да уж. Со своим папашкой заодно.

- Лживые. И ты не лучше. Молчала, ничего никогда не говорила, побудь в моём положении, - перебил я маму, не давая улизнуть с опасной для неё дорожки, скорее даже тропинки.

- Он запрещал мне говорить, я не смела… Он настоял на имени Антоний. Я всё делала, как он требовал. Как я тебя понимаю, Антон, как я понимаю, мне тоже иногда кажется, что наш папа страшный человек.

Если бы сейчас здесь был Староверов, он за словом в карман не полез, не забыл бы упомянуть о том, что когда кажется, креститься надо. Но я видел, чувствовал, маме это совсем не кажется. Она, кажется, в этом уверена.

Глава третья Сам по себе